Через неделю Михаила известили из военкомата о результате экспертизы: она подтвердила стопроцентное родство с сыном. Сказали также, что гроб с телом прибудет в район через два дня и необходимо определиться с местом захоронения. И надо будет приехать к ним, оформить надлежащие документы. Деваться некуда, и через пару дней Михаил отправился в военкомат. Невесёлое это дело ‒ заниматься скорбными делами, но он прошёл этот путь до конца, до того часа, когда закрытый гроб опустили в землю и над кладбищем разнёсся троекратный автоматный салют. И заиграл гимн России.
Вроде бы всё прошло порядком, отдали последние почести геройски погибшему воину, и, казалось бы, надо успокоиться, в душе оплакивать потерю, но Михаил всё более наливался на первый взгляд необъяснимой злобой и жаждой мести к тем, по чьей вине погиб его сын. И как усмирить в себе эту месть, как сделать так, чтобы душа встала на место, или хотя бы задремала на краешке этого места, а когда это случится ‒ распрямиться, жить вольготнее, понимая, что нет такого горя, которое не проходило бы. Зарубка на сердце, конечно, останется навсегда, но и она постепенно затянется, перестанет уж очень сильно тревожить. Если только иногда отзовётся острой коликой, заставит вспомнить убиенного и почувствовать, как по-настоящему заколотилось сердце.
Неделю мучил себя Михаил похожими мыслями и сказал Валентине:
‒ Ты как хочешь, что угодно обо мне думай, а я ухожу воевать!
‒ А как же я, наш ребёнок?!
‒ Ты будешь ждать меня, а ребёнок… Ты знаешь, что надо сделать в таком случае.
‒ И не подумаю.
‒ Молодец. Тогда я с лёгкой душой пойду. Вместо сына встану в строй.
‒ А мне что делать?
‒ Ждать меня.
‒ Я одного ждала, теперь и другого. Думаешь, это легко?
‒ Тяжелей тяжёлого, но ты сильная. Выдержишь. Дождёшься.
‒ Родителям своим скажи.
‒ Сама потом скажешь. Отец поймёт, но мать вся обревётся, а у неё сердце больное, а «скорая» в их село не каждый раз проезжает. Так что не спеши говорить. Или скажи, что я уехал в командировку на Север, на лесозаготовки завербовался. В общем, придумай что-нибудь.
После этого разговора прошла ещё неделя и он встретился на сборном пункте с Серёгой Земляковым. Ну а далее дело известное.
3
И вот этот Серёга опять над душой стоит, в бок толкает.
‒ Ну, чего тебе? ‒ отмахнулся Медведев.
‒ Ничего… Каши термос принесли. Ты же любишь кашу!
‒ Откуда знаешь-то?
‒ Знаю… По тебе видно. Но ничего, ещё неделька-другая и в форму войдёшь.
‒ Давно уж вошёл. Штаны болтаются.
‒ Это и хорошо, легче в атаку ходить.
Наелись они гречки с тушёнкой, пристроились на топчане, Земляков спрашивает:
‒ В себя пришёл?
‒ Чего ты всё цепляешься-то, всё-то тебе надо знать? Тяжко мне. Уж жалею, что ввязался в это дело. Поддался эмоциям, а теперь терзаюсь.
‒ Ты из-за подстреленного сегодня переживаешь? ‒ Медведев, соглашаясь, промолчал, не стал до конца открываться. ‒ А зря. Они не переживают, когда издеваются над стариками да женщинами. У тебя вот дома жена осталась… Вот и представь, что кто-то врывается в твой дом с оружием, и не просто врывается, а жену твою насилует, всё крушит, дом поджигает! Ты и после этого будешь жалеть таких, терзаться? С таким отношением долго не навоюешь, будешь каждый раз, прежде чем стрельнуть, вздрагивать. И не затем всё-таки пошёл воевать, голова, чтобы теперь нюни распускать.
‒ Да не распускаю я, не распускаю, но должна же быть в человеке искра Божия.
‒ Да, должна, но не в этом случае. На поле боя ты воин и должен помнить, что за тобой семья стоит и вся страна.
‒ Ну, ты загнул. Тебе только агитатором быть. Я о другом пытаюсь сказать. Знаешь, мне постоянно случается бывать в лесу, и по весне там часто попадаются выпавшие из гнезда птенцы. Увижу такого и не могу мимо пройти. Если есть возможность, обязательно верну в гнездо. Пусть живёт и радует свою мамку, а на земле ему хана: обязательно какой-нибудь зверёк сцапает. У меня у самого в жизни такой же нестерпимый случай произошёл… Сын у меня из гнезда выпал, и никто ему не помог, а я далеко был ‒ не знал. Погиб у меня сын несколько месяцев назад, а сначала считали без вести пропавшим. В ноябре похоронили в закрытом гробу. Так что не так всё просто.
‒ Не знал, прости… ‒ вздохнул Земляков.
‒ Я вот и решил тогда, что пойду воевать вместо него. Порыв у меня был такой. Да, видно, поспешил, не созрел я для этого. Ведь для этого натуру надо иметь, чтобы воевать.