Графиня равнодушно пожала плечами.
— А почему твое пребывание нужно ограничивать каким-либо сроком?
Наступило тягостное молчание. Собравшись с духом, Полина сказала:
— Мне очень жаль, тетя Кэтлин… но, хотя вы правы, говоря, что это — уникальная возможность посмотреть мир… я предпочту… остаться в Англии. Право, если я… вам мешаю… у меня ведь есть немного денег… Я могла бы поселиться с кем-нибудь из родственников, пока не придумаю для себя… какое-то другое занятие.
— И что это, по-твоему, будет за занятие? — едко осведомилась графиня.
Полина гордо подняла голову.
— Если уж я должна работать, тетя Кэтлин, так я предпочту делать это в Англии.
— Ты хочешь, чтобы люди говорили, будто я не захотела о тебе заботиться? — возмущенно воскликнула графиня. — Ты, кажется, забыла об одной вещи, Полина. Твой отец умер, и опека возложена на меня. Раз я решила, что ты едешь в Россию, значит, так оно и будет!
Полина собиралась было твердо заявить, что откажется ехать, — но в этот момент вспомнила, что до замужества должна оставаться под опекой тетушки Кэтлин. И в качестве ее опекунши графиня Ротбери имела право делать с ней все, что ей заблагорассудится.
Графиня, похоже, поняла, что Полина сдалась, и сказала чуть мягче:
— Не будь упрямой дурочкой. Я сделала для тебя все, что могла: у тебя теперь настоящее приданое из самых лучших магазинов и модных салонов. Так что в качестве благодарности не устраивай мне сцен, а отправляйся в Россию, как тебе сказано.
— Когда вы покупали мне все эти наряды, за которые я вас… так горячо благодарила… вы… именно это и планировали?
Ее тетка ничего не ответила, но по ее лицу Полина поняла, что именно так и было.
Немного помолчав, девушка спросила:
— И… когда же я… должна буду ехать?
— Твою поездку устроит русское посольство. Насколько я понимаю, ты на британском корабле поплывешь до Стокгольма, а там пересядешь на русское судно, которое и доставит тебя в Санкт-Петербург.
Полина ничего не сказала, и, немного подождав ее ответа, графиня проговорила:
— Ах, бога ради, нечего дуться! Ты должна была бы благодарить меня за то, что я для тебя сделала. Неужели у тебя совершенно нет тяги к путешествиям, любви к риску? Кто знает, что тебя ждет? Может, ты найдешь там свою судьбу?
Полина опять ничего не ответила.
Молча поклонившись, она покинула покои графини. Девушка погрузилась в невеселые размышления. Только оказавшись в своей спальне, она тяжело села на край кровати: ноги у нее подгибались. Она уткнулась лицом в ладони.
Дело заключалось не в том, что у нее не было тяги к путешествиям или любви к риску. Они с отцом часто мечтали о том, как, будь у них деньги, они познакомились бы с Францией, посетили бы греческие острова или, может быть, хоть немного посмотрели бы Африку.
Но ехать в Россию одной, расстаться со всем, что окружало ее с самого рождения! Хоть Полине и было стыдно, но она вынуждена была признать, что ей просто страшно.
Россия никогда не внушала ей особого интереса — несмотря на то, что ее мать была очень дружна с ее русской крестной, в честь которой назвала свою дочь. Все, кто впервые встречался с Полиной, говорили о том, какое у нее странное и красивое имя.
Теперь она решила, что отсутствие ее интереса к России и всему, что с ней связано, было неким предчувствием будущего — как и ее нелюбовь к своему необычному имени. А то немногое, что она все-таки знала, не внушало никакого оптимизма.
Она читала о жизни Екатерины Великой с ее длинной вереницей любовников и о невероятной жестокости ее сына, императора Павла. У нее не возникало ни малейшего желания узнавать больше о подобных людях. У нее сложилось впечатление, что они купались в роскоши и тратили безумные деньги — и в то же время позволяли простым людям в своей стране терпеть ужасные лишения.
Россия!
Полина невольно содрогнулась при мысли о том, что ей придется уехать и оказаться так далеко от Англии, которую она так любила и которая до этой поры наполняла всю ее жизнь.
У них с отцом в округе было множество друзей, не только среди местной аристократии, но и среди простых жителей соседней деревни. Среди них были работники их поместья, старики из богадельни, которых часто посещала ее мать, пожилые слуги, удалившиеся на покой, которые помнили ее отца еще ребенком и отца ее отца…
Когда она уезжала в Лондон, ей было очень грустно с ними расставаться, и в то же время Полина надеялась, что найдет в столице новых друзей. Больше всего ей хотелось, чтобы среди них оказались девушки ее возраста, с которыми у нее нашлись бы общие интересы.
Но — Россия!
Ей казалось, что это слово звучит в ее голове все громче и громче, обжигая леденящим холодом, словно морозное дыхание Сибири. Ей было страшно — очень страшно. И никто не мог помочь ей в эту минуту. Оставалось рассчитывать только на себя.
Она отняла руки от лица и решительно встала с кровати.
— Я не поеду! — громко произнесла она. — Ни за что не поеду. Я убегу!
Но почти сразу же Полина поняла, что тетка твердо решила от нее избавиться. Было бы настоящим позором, если бы побег не удался и ее вернули обратно. Отец Полины ошибался, считая свою сестру пустоголовой кокеткой. Прожив в доме тетки несколько недель, она убедилась в том, что эта женщина умеет добиваться своего.
Ее муж, граф, мог считаться важной персоной и иметь вес в палате лордов, но в доме на Гровнор-сквер он беспрекословно исполнял все желания собственной супруги. Главной причиной могло быть то, что он терпеть не мог ссор и сцен, однако Полине казалось, что он искренне гордится красотой жены. Явно льстило ему и то, что графиня Ротбери была одной из законодательниц во всем, что касалось жизни светского общества, начиная с моды на шляпки и кончая тем, кого можно было считать в этом обществе «своими».
Для графа жена была неким подобием ордена, который можно приколоть на фрак, зная, что у остальных он вызывает восхищение и зависть, проницательно решила Полина.
Увы — поэтому не приходилось сомневаться в том, что, если бы она обратилась к графу за помощью, тот просто велел бы ей повиноваться тетке. А к кому еще ей можно было бы обратиться, Полина не могла придумать.
Единственное, чем она могла хоть немного себя утешить, это то, что в банке на ее имя была положена немалая, с ее точки зрения, сумма, оставшаяся после продажи имения и мебели.
«По крайней мере, я смогу вернуться домой, если захочу», — сказала она себе. И твердо решила, что обязательно должна захватить с собой столько денег, чтобы хватило на обратную дорогу.
Добившись своего, в чем можно было не сомневаться, следующие несколько дней графиня была достаточно любезна и мила со своей племянницей. Тем не менее она по-прежнему не желала никуда вывозить Полину и не приглашала ее спускаться вниз, когда в доме бывали гости.
А спустя несколько дней она повезла ее на чай к жене русского посланника, у которой в тот день никого не оказалось. Полина поняла, что такая обстановка должна означать, что она проходит нечто вроде собеседования перед приемом на должность, которую она займет в доме княгини. У русской аристократки оказались зоркие глаза и острый ум, так что Полина не сомневалась, что от ее собеседницы ничего не укрывается.
Она непринужденно болтала с графиней, но в то же время было очевидно, что она присматривается к ее племяннице, пытаясь определить, какое впечатление она может произвести в Санкт-Петербурге.
Когда пришло время уходить, жена посланника сказала, обращаясь к Полине:
— Желаю вам хорошо провести время. В русском характере не так легко разобраться, но благодаря его сложности мои соотечественники по праву могут считаться самым интересным народом в Европе. Правда — и самым непредсказуемым!
Полина искренне улыбнулась. Она не ожидала услышать такие слова. А когда графиня направилась к дверям, хозяйка дома добавила:
— Советую вам вести дневник. Вам будет потом интересно вспоминать прошлое и читать отрывки своим внукам — когда они у вас появятся.