Выбрать главу

Но на самом деле его здесь не было!

Никогда в своей жизни не был я так изумлён. В комнате был ужасный беспорядок: тарелки и кастрюли были навалены где попало — на письменном столе, между книгами и т. д.; на полу валялись опрокинутые стулья. Но Пайкрафта нигде не было видно.

— Проходите, старина, и закрывайте дверь, — сказал он, и только тогда я обнаружил его местопребывание.

Я увидел его высоко у себя над головой, в углу около двери, словно его кто приклеил к потолку. Лицо у него было озабоченное и сердитое. Он тяжело дышал и размахивал руками.

— Заприте дверь, — ещё раз сказал он. — Если эта женщина ворвётся сюда…

Я запер дверь, отошёл немного в сторону и изумлённо посмотрел на него.

— Какое-нибудь неловкое движение, вы сорвётесь и свернёте себе шею, Пайкрафт, — сказал я, обращаясь к нему.

— Я был бы только рад, если бы это случилось, — пропищал он.

— В ваши годы, при вашей полноте заниматься такой головокружительной гимнастикой…

— Пожалуйста, замолчите, — с трудом выговорил он, мучительно сморщив лицо.

— Но как вы, чёрт возьми, можете держаться там! — воскликнул я.

— Я вам расскажу, — пропищал он, усиленно жестикулируя.

И вдруг я понял, что он ни на чём не держится, а просто летает под потолком, как может летать наполненный газом игрушечный детский шар. Цепляясь за стену руками, он начал спускаться вниз.

— Это всё ваш рецепт, — проворчал он, тяжело дыша. — Ваша прабаб…

Говоря это, Пайкрафт неосторожно ухватился за огромную картину в раме, и она свалилась на диван, а сам он опять взвился к потолку, и тогда я понял, почему он был весь в мелу. Он опять начал осторожно спускаться вниз, придерживаясь за камин.

Это было в высшей степени необычное зрелище: здоровенный толстяк, держась вверх ногами, пытается изо всех сил спуститься с потолка на пол.

— Это всё ваш рецепт, — повторил он. — Чересчур уж он действует.

— В каком смысле?

— В смысле уменьшения веса, конечно, — почти до нуля.

И тут я понял.

— Чёрт возьми, Пайкрафт! — вскричал я. — Вам нужно было убавить полноту, но вы всегда называли это «убавить вес». Вот и убавили!

Как бы там ни было, но мне всё это показалось чрезвычайно занятным. И даже сам Пайкрафт на минуту показался мне интересным.

— Разрешите помочь вам, — сказал я, беря его за руку, и потянул вниз. Он усиленно размахивал ногами, пытаясь утвердиться на чём-нибудь. Для меня это было всё равно, что держать большой флаг при сильном ветре.

— Вон тот стол, — сказал он, показывая пальцем, — сделан из толстого красного дерева. Он очень тяжёлый. Если бы вам удалось засунуть меня под него…

Мне, конечно, удалось. Пайкрафт покачивался пол столом, как воздушный шар, стремящийся улететь, а я, стоя на ковре у камина, решил расспросить его.

— Скажите мне, — начал я, закуривая сигару, — как это случилось?

— Я принял то средство… — сказал Пайкрафт.

— Каково оно было на вкус?

— О, лучше не спрашивайте! — сплюнул он.

Нужно полагать, что так плевали все, кто пробовал средство моей прабабушки.

— Сперва я проглотил одну каплю…

— Ну, и что же?

— И так как через час я почувствовал себя гораздо легче, то я решил выпить всё.

— Бедный Пайкрафт!

— Я заткнул нос, — продолжал он, — и выпил всё залпом. И в ту же минуту я почувствовал, что становлюсь все легче и легче и затем вдруг оторвался от земли… Что мне теперь делать? — воскликнул он с отчаянием в голосе.

— Я могу только сказать, чего не надо делать, — заявил я ему. — Вам ни в коем случае не надо выходить из дому. Иначе вы, несомненно, вознесётесь к небесам.

— А я думаю, что это скоро пройдёт.

Я покачал головой:

— Вряд ли можно рассчитывать на это.

Не успел я выговорить эти слова, как с ним начался настоящий припадок: он бешено колотил кулаками по полу и ударял ногами по ближайшим креслам и стульям. Он вёл себя так, как и должен вести себя чрезвычайно тучный, своенравный толстяк при тяжёлых жизненных обстоятельствах. Меня и мою прабабушку он поносил самыми непристойными словами.

— Но я ведь не настаивал, чтобы вы принимали это средство, — спокойно сказал я ему.

И совершенно не обращая внимания на его оскорбления, я уселся в кресло и заговорил с ним самым дружеским тоном.

Я указал ему, что он сам накликал на себя эту беду, выпив слишком большую дозу. Он отрицал это, и нам пришлось порядочно поспорить.

Потом он опять начал буйствовать, и я вынужден был замолчать. Что бы я ни говорил, он прерывал меня вопросом: что ему теперь делать?