Затем он рассуждает так: «Неослабевающее усердие возникнет во мне. Незамутнённая осознанность будет установлена. Моё тело будет безмятежным, невзволнованным. Мой ум будет сосредоточенным и однонаправленным». Взяв в качестве своего авторитета самого себя, он отбрасывает неблагое и развивает благое. Он отбрасывает то, что достойно порицания, и развивает безукоризненное. Он поддерживает себя в чистоте. Вот что такое «сам себе авторитет».
(2) И что такое, монахи, мир как чей-либо авторитет? Вот, уйдя в лес, к подножью дерева или в пустую хижину, монах рассуждает: «Я покинул жизнь домохозяйскую… Вероятно, [как-нибудь] можно достичь окончания всей этой груды страдания». Будучи тем, кто покинул жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной, я могу обдумывать чувственные мысли, недоброжелательные мысли, мысли о причинении вреда. Но обитель мира обширна. В обширной обители мира есть жрецы и отшельники, обладающие сверхъестественными силами и божественным глазом, которые знают умы других. Они видят вещи издалека, но их самих не увидеть, даже если они близко. Они знают умы [других] своим собственным умом. Они могут узнать обо мне так: «Посмотри-ка на этого представителя клана. Хоть он благодаря вере и покинул жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной, он запятнан плохими, неблагими состояниями». Есть также и божества со сверхъестественными силами и божественным глазом, которые знают умы других. Они видят вещи издалека, но их самих не увидеть, даже если они близко. Они тоже знают умы [других] своим собственным умом. Они тоже могут узнать обо мне так: «Посмотри-ка на этого представителя клана. Хоть он благодаря вере и покинул жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной, он запятнан плохими, неблагими состояниями».
Затем он рассуждает так: «Неослабевающее усердие возникнет во мне. Незамутнённая осознанность будет установлена. Моё тело будет безмятежным, невзволнованным. Мой ум будет сосредоточенным и однонаправленным». Взяв в качестве своего авторитета мир, он отбрасывает неблагое и развивает благое. Он отбрасывает то, что достойно порицания, и развивает безукоризненное. Он поддерживает себя в чистоте. Вот что такое «мир как чей-либо авторитет».
(3) И что такое, монахи, Дхамма как чей-либо авторитет? Вот, уйдя в лес, к подножью дерева или в пустую хижину, монах рассуждает: «Я покинул жизнь домохозяйскую… Вероятно, [как-нибудь] можно достичь окончания всей этой груды страдания». Эта Дхамма превосходно разъяснена Благословенным, видимая здесь и сейчас, не зависящая от времени, приглашающая пойти и увидеть, ведущая к цели, познаваемая мудрыми самостоятельно. У меня есть товарищи-монахи, которые знают и видят. Будучи тем, кто покинул жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной в этой хорошо провозглашённой Дхамме и Винае, было бы неподобающе для меня быть ленивым и беспечным».
Затем он рассуждает так: «Неослабевающее усердие возникнет во мне. Незамутнённая осознанность будет установлена. Моё тело будет безмятежным, невзволнованным. Мой ум будет сосредоточенным и однонаправленным». Взяв в качестве своего авторитета Дхамму, он отбрасывает неблагое и развивает благое. Он отбрасывает то, что достойно порицания, и развивает безукоризненное. Он поддерживает себя в чистоте. Вот что такое «Дхамма как чей-либо авторитет».
Таковы, монахи, три авторитета». [И далее он добавил]:
«И для того, кто совершает злодеяния,
Нет места в мире, что могло б назваться «скрытым».
И, человек, ты сам внутри ведь знаешь,
Правда ли это, или же неправда.
Воистину, почтенный, ты свидетель,
Благое «я» который отвергает,
А также «я» порочное скрывает,
Находится которое в тебе же.
Глупца такого дэвы, будды знают,
Что нечестиво поступает в этом мире.
Поэтому осознанным быть нужно,
Себя возьми своим авторитетом.
Он бдительный, он медитирует,
И мир берёт за свой авторитет он.
Живёт в согласии он с Дхаммой,
Авторитетом он её считает.
К старанию себя склоняя,
Этот мудрец упадку не подвержен.
И когда Мару одолеть сумел он,
Повергнув созидателя кончины,