Более того — некоторые смотрели на данную ситуацию, как на ожившую сказку. А как иначе? Анифа отличалась от них, но давно стала частью городища. Ее знания и умения приносили облегчение, а добрый нрав располагали к себе и вызывали доверие. А то, что она была матерью, только сближало ее с другими женщинами и служило поводом для совершенно обыденных и простых разговоров.
— Я — дочь ярла Торхилда! — заявила Хильда с яростью и гордостью, резко поднимаясь на ноги и обводя взглядом женщин и девушек. И останавливая в итоге свой злой взгляд на Анифе, — Я мать его внуков!
— Как и Фригг, — сообщила строго Сван, поджав губы, — Вот только именно твоя сестра и ее служанки больше возятся с мальчиками, чем им собственная мать. И именно Анифа выхаживала их, когда ты родила их слабыми и болезненными. И за тобой она ухаживала — это известно всем!
— Не более, чем показательное выступление, — фыркнула Хильда, — Чтобы прикрыть свои грешки!
— Вот как?! — воскликнула еще одна женщина, — А чем тогда ты объяснишь свои собственные?! А, Хильда, дочь Тормода?!
— А зачем мне их объяснять? Я-то не ведьма! — вскричала Хильда с яростью и пылом, — Послушайте меня! Вспомните! Анифа постоянно ходит на капище! Зачем? Она приносит кровавые жертвы! А по ночам развлекается, принимая ваших же мужей! Как вы можете этого не замечать?!
— Потому что этого никогда не было! — поморщившись от неприятного ощущения, выдохнула Анифа, сжав дрогнувшие пальцы в кулаки, — Это ложь, Хильда! Как ты можешь так бесстыдно врать?
— Потому что я не вру!
— Врешь! И сама прекрасно это знаешь. Или же пытаешься убедить себя в том, чего на самом деле не существует?
— Именно! — закивало подбородками несколько женщин практически синхронно, тоже откладывая в сторону свое рукоделие.
В горнице стало душно из-за закипающих страстей и эмоций. Женщины перебрасывались взглядами — настороженными, пытливыми и изучающими. Их фигуры выражали напряжение и недовольство, а от самой Хильды будто исходили волны гнева и какого-то… безумия. Это ощущалось практически физически и невольно заражали всех присутствующих болезненными всполохами.
Несколько девушек наперебой загалдели:
— Я видела!
— И я!
— Я тоже видела!
— Вечером к дом ярла всегда приходит то один, то другой! И не надо быть провидцем, чтобы понимать, зачем!
— Да откуда вам знать?! — вкричала, не выдержав, служанка Анифы, до этого пораженно молчавшая и лишь сжимающая в пальцах наполовину связанный чулок и спицы. Уронив пряжу на пол, она вскочила на ноги и вскинула в обвиняющем жесте руку, — Вы сами были в доме?! Или в спальне моей госпожи?! Видели ее ночью?! Или утром?! Нет! А вот я всегда при ней!
Анифе снова стало неприятно. Конечно, она была благодарна девушке за защиту, то ей было неловко, что та с таким отчаянием бросилась её оправдывать. Учитывая, что на деле она не была так уж и безгрешна. Пусть и не в том, в чем ее обвиняла Хильда и ее соратницы.
— Твоим словам тоже нет веры, — парировала Хильда, зло усмехнувшись, — Ты ее приспешница и будешь защищать даже на смертном одре. Видимо, Анифа пообещала обучить тебя? А, может, ты тоже уже примкнула к демонам?!
— Да как ты смеешь?! — это выпалила, побледнев, Нод, мать Лиа. Она тоже была в горнице, как, впрочем, и ее племянница, двоюродная сестра Лиа. — Хильда, будь ты трижды дочерью ярла, но ты не имеешь права оскорблять мою дочь! Побойся богов!
— Мне нечего их бояться, — фыркнула Хильда пренебрежительно, — Боги и так уже достаточно наказали меня!
— А теперь ты хочешь их гнева? Хильда! Как ты не понимаешь! Разве можно быть настолько жестокой?
— Пожалуйста… — не в силах терпеть этот раздор, Анифа устало прикрыла глаза, — Прекратите…
Всего несколько дней назад она была уверена в своей силе и невиновности. В защите своих мужчин и их верном выборе.
Сегодня же Хильда подловила момент, когда она снова оказалась растеряна и потому — уже не столь самоуверенна. Еще и проклятый ночной сон… Невнятные образы ворвались в ее разум, заставив смешаться и потеряться в собственных эмоциях. Паника накрыла ее с головой, и женщине пришлось закусить губу, чтобы не издать отчаянный вопль. Причем с такой силой, что Анифа тут же ощутила вкус крови на своем языке.
Дальше все происходило, как в тумане. Женщины ругались, да так сильно, что в горницу кто-то пришел, чтобы узнать причину шума. Пришлось прервать посиделки и разойтись. Лиа же, чутко ощутив состояние своей госпожи, подхватила ее под локоток и отвела прямо в спальню, чтобы помочь прийти в себя.
Раздев женщину и расчесав ее волосы, служанка еще долго сидела подле Анифы, на которую вдруг напала лихорадка, успокаивающе гладила ее по голове и плечу и тихонько шептала что-то бессвязное и незамысловатое.
Это помогло. На следующей день Анифе стало гораздо легче. К тому же Хильда тоже осталась в своей комнате из-за внезапной горячки — видимо, очередной концерт сказался и на ней.
Но, как ни странно, это самое показательное выступление сыграло Анифе на руку. И хотя несколько молодых девушек по-прежнему поддерживали дочь ярла, немало сторонниц было и у самой Анифы. Особенно близко к сердцу восприняла случившееся мать Лиа, которая обычно была далека от слухов и интриг, ведь совершенно не появлялась в крепости, занятая домом и собственным хозяйством. Однако теперь она каждый день стала выкраивать хотя бы час, чтобы увидеться с Анифой и без какой-либо цели просто поболтать с ней.
Спасало ситуацию и то, что Фригг, обладательница спокойного, но крепкого нрава, была полностью на стороне Анифы. Конечно, открыто она не могла осуждать свою сестру, ведь, несмотря ни на что, любила ее и жалела. И всеми силами старалась привести ее в чувство. Жаль, что это не сильно помогало.
***
Анифе снова снился сон. Смутно знакомый, неприятный и беспокойный. Женщина прекрасно осознавала, что это просто очередной кошмар, но не могла выбраться из вязких пут бреда. И молча страдала, внешне никак не проявляя своих чувств и эмоций.
Что-то темное и страшное окружало бедную знахарку. И она брела в этой злой темноте, постоянно на что-то натыкаясь и ощущая на своей обнаженной коже многочисленные взгляды — липкие и неприязненные, а иногда и прикосновения — обжигающе ледяные и жуткие.
Потом она споткнулась и покатилась кубарем. Твердая и холодная земля впивалась в ее тело многочисленными острыми иголками. Но не вздохнуть, ни закричать она почему-то не могла. И только катилась, больно ударяясь грудью, животом и коленями, путаясь в собственных конечностях и волосах и совершенно не понимая, где она и что с ней.
И вот она куда-то рухнула. Поднявшись на ноги, Анифа ощупала пространство вокруг себя и поняла, что находится в яме. Пальцы натыкались не только на неровные и земляные стены, но и на какие-то стебли и корешки. В какой-то момент они пришли в движение и стали опутывать ее — сначала ладони и лодыжки, потом плечи и бедра.
Ей снова захотелось закричать. Женщина стала дергаться и пытаться вырваться, но ничего не получалось. Анифа лишь беззвучно открывал рот, жадно глотала воздух и лила молчаливые слезы, которые оставляли на ее щеках пылающие дорожки и изредка падали на обнаженную грудь.
Пока не оказалась полностью опоясанной чем-то, отдаленно напоминающей толстые корабельные канаты, под тяжестью которых она снова упала.
“Ведьма! Ведьма!” — оглушили ее чьи-то вопли. И раздался дьявольский, ужасно страшный хохот.
“Рабыня! Рабыня!” — вторили ему другие голоса на наречии степняков. Конское ржание разрезали воздух.
Очередной рывок обрушил Анифу в очередную бездну. В очередной слой мрака и отчаяния. И снова — она не может ни закричать, ни позвать на помощь.
Снова появилось ощущение следящих за ней глаз. И трогающих ее нагое тело рук. Это были мерзкие прикосновения — вызывающие тошноту и слезы. Несмотря на это, женщина не оставляла попыток избавиться от них — она дергалась, шарахалась из стороны в сторону и упрямо скидывала с себя грязные и жадные руки.
Раз за разом.
Упрямо.
Настойчиво.