- Ох нет, сеньор Баттиста, моя бедная мать была земной женщиной. Но я совсем не помню ее и не могу судить о ее красоте, потому что ее не стало, когда мне не было и пяти лет. Отец никогда не рассказывал мне о матери, а в доме нет ни одного ее портрета…
Он понял,что затронул очень непростую для девушки тему и поспешил вернуть их разговор в более приятное русло. Ему не хотелось,чтобы его неосторожные расспросы омрачили ее настроение.
Остановившись на набережной, они любовались светом луны, заставлявшим играть темную воду серебристыми искрами, воздух вокруг них был наполнен веселой музыкой, раздававшейся с праздничных улиц и площадей.
- Могу ли я кое в чем признаться Вам сеньор Баттиста? – вдруг произнесла она.
- Можете даже не спрашивать, я весь внимание.
Она сняла свою маску, посмотрев на него таким восторженным взглядом, что сердце его замерло. Он был полностью очарован той властью, которую приобрело над ним столь юное и хрупкое создание.
- За то время, что я провела с Вами в библиотеке, там, среди книг и древних рукописей, я познала столько радости! Вы помогли мне сделать открытия, на которые я не могла бы рассчитывать. Отец очень набожен, для него женщина- воплощение греха, а учение равно растлению… Вот почему я чувствую неизмеримую благодарность за то, что Вы согласились стать моим наставником. Но не только это заставляет меня думать о Вас…Я чувствую, я уверена, что Вы самый добрый и чуткий человек, который мог бы встретиться мне в жизни…Я хочу чтобы Вы знали - Ваше увечье совсем не страшит меня!
-Ты хочешь увидеть мое лицо? – прошептал он.
- Да…- ее дыхание сбилось, а нежный фиалковый аромат, исходящий от ее волос и кожи стал, невыносимо пьянящим.
Это смелое признание и тревожное ожидание, запрятанное в широко раскрытых темных глазах, на секунду лишили его всякого благоразумия. Он уже готов был приблизиться к ней в полумраке, дотронуться наконец до шелка ее кожи, сказать что никогда в жизни не испытывал такой нежности и страсти, такого счастья и вдохновения, как рядом с нею. О, столько же раз он представлял себе, как прекрасна она будет в любви, какие ночи он сможет подарить ей, какие глубины наслаждения он будет бережно и внимательно открывать для нее!
Ее плащ немного раскрылся, и мужской взгляд уже скользил по ее груди, аккуратно стянутой корсажем. Сегодня на ее плечах не было привычной косынки, скрывающей эту соблазнительную часть тела. Она напомнила ему цветок, тянущий свои тонкие лепестки ласковому солнцу, готовый расправить их во всем блеске нетронутой красоты. Изящный гранатовый крестик на простой золотой цепочке был единственным украшением на ее шее, но так хорошо подчеркивал притягательную молочную белизну кожи...
Этот маленький предмет бросился ему в глаза, и капли багрового граната, умело подобранные рукой искусного ювелира, тотчас обратились застывшей кровью, вечным укором, вечным клеймом и болью, что многие годы возвращалась к нему в самые черные часы душевных терзаний и раздумий о собственном прошлом.
- Откуда это у Вас? – спросил он, отпрянув от девушки.
- Это мой талисман. Моя няня сказала, что на смертном одре мать благословила меня и просила никогда не расставаться с этой, дорогой ее сердцу вещицей…
Воспоминание предстало перед ним бесплотным, но ужасающим призраком, заставив пошатнуться. Он узнал бы эту вещь из тысяч других, потому что много лет назад собственноручно заказывал ее у своего старого друга – мастера, обладавшего поистине изысканным вкусом, позволявшим создавать маленькие драгоценные шедевры. Нельзя было найти копии или чего-то, хотя бы отдаленно повторявшего его работы.
- Что с вами, сеньор Баттиста? – тревожно спросила девушка, когда не услышала ни слова в ответ.
- Все… в порядке Алессандра, просто я так многое испытал в жизни , что иногда ко мне совсем неожиданно приходят тяжелые воспоминания. Можно ли узнать имя Вашей матери? Он и сам не знал, зачем задал этот вопрос, ведь ответ на него был очевиден с той самой минуты, когда он увидел маленький гранатовый крестик. Теперь он сравнивал столь дорогие сердцу черты Алессандры с уже далеким образом той женщины, чья жизнь была разрушена его собственными руками и неуемной страстью, которую он не смог укротить в себе.