Анимус в коробке
Воплощённый, чтобы страдать. «Чёрный», значит, — несбывшийся. Частный от многих эйдосов, смуты. Да, я восхваляю способность сохранять нейтралитет, не заходить слишком далеко для создания уз: политических, культурных, тоскливых. Моя индифферентность — судьба антагонизма. Я борюсь с деспотией над личностью и, не будь я эгоистом, то спас бы на несколько обречённых больше за срок, отмеренный мне.
— И в благодарность? — Как спросил бы другой эгоист.
— Ничто. Но я бы ничего и не попросила взамен, поскольку величайший дар определяют попусту потраченные усилия.
Она ускорила шаг.
Но сетовать за свободу — занятие для укрывшихся пеплом. А я привык стоять у трибуны, вещать, продумывать речь. По свойству твёрдости, или сухости, научного стиля. Восхищаться стоиком и владыкой истории проще, чем сражаться за нетленную мысль. Впрочем, я уверен, что оба вида рефлексивной передачи — не одно и то же за идеологической основой. Прагьянам брахма. Философ и деспот схожи в стремлении регулировать и направлять. Обратная пропорциональность: басилей и софист.
Отгородиться и петь. Возведя стену, баррикаду с шипами в сторону цивитас, я не завидовал и не гнался за лаврами. Кроме жалости, дерзну припомнить желание узнать цветовую ассоциацию синестета к слову «отгородиться». О, что это? Тюрьма сознания? Очередной концепт непланомерной статистики и лингвокультуры. Апперцепция мнимого представления; и без того предоставленный выход.
— Почему ты молчишь?
— Мне нужно привыкнуть. Подожди немного. — Обнадёживающе извинилась она.
Угадавший и сопоставивший достаточное количество поверий и вымыслов, без труда отыщет дорогу домой. Где образ в промокшем и сияющем саване. Априори живой, бескрылый и тщетный, как глоток прохладного воздуха с серпа полумесяца. Как горькие слёзы романтиков, поэтов, перешедших черту, чтобы превратиться в золу и интерпретировать себя «собственно-узниками» беспощадных пронзительных строк, где каждая рифма — словно мелодия арфы, чередующаяся со скрежетом железа о поверхность стекла.
Немного смущения, но ни на грамм — издержек и фальши. И доказательство — a contrario: настоящим поэтам не свойственно ни лицемерие, ни красноречие. А.С. — прекрасный пример. Гений и мастер (а в моём случае — кумир и учитель). То ценнейшее и сокровенное, что уцелело среди руин нашей бесплодной культуры. То, что не позволяет сожалеть о времени и поминутно высчитывать боль.
De die in diem, будто странник далёкой страны. Ни лев, ни лиса. Зато мечусь без цели и повода. Вообще, потерянность венчает скорбь и страдание. В тишайшем царствии грубость — безусловная добродетель, факел среди блуждающих карликов, способный заставить их сбросить личину. И, опосредованно, насмешка над мраком — занятие, чтобы развеять скуку и утвердиться в сиянии. Это циклическая парадигма.
Когда я учился жить, я был мёртв, опустошён, как постулат вне идеи. Но лишь теперь, в отчаянном отступлении от стереотипов, приходит осознание. Аям атма брахма. А с ним страх и безотчётное волнение. Вот почему я постоянно занимаю себя чем-то: тяжёлый физический (и ещё более — умственный) труд избавляет от самопознания. Гонка с неумолимостью, где победитель определён заранее. Но как хочется опьянеть от азарта и от вкуса борьбы…
Впрочем, любой сорванный куш, мельчайшая крупица счастья, отвоёванная у глухонемой вселенной, — отрада глупца, которая должна называться скорее «утешительным призом», чем «благородным сражением». Тем не менее, бой неизбежен, каждый вступает в него с раннего детства. Кризис трёх лет, словно первая претензия к существованию, создаёт значительные предпосылки к величию. Опять различимы: заявка на роль и призыв к театральности. А безучастие — синоним упадка.
В заботе о благе других — слава настоящих тесеев и танталов. Хотя, быть героем, значит возложить себя на алтарь социокультурной системы. О да, тебя повесят прежде, чем вознесут (если это не одно и то же). Портрет тоски — застывший лик эпохи, почти что слепок. Общая слепота на границе с безумием, что это прозрение.
О, я никогда не обманывался мыслью, что я не обречён. Конечно, отдельно взятый индивид спасётся, но зачем? Разве не приятнее было бы созерцать круг пылающей бездны, чем пытаться стать очагом пожара? Песня сильфиды и стон саламандры: если провести аналогию с любовью и ненавистью, то и мировых вод не хватит, чтобы сдержать бушующее пламя. Мы злы от природы, и социальная среда — когнитивный геоид, темница духа. Предвзятая мораль и наивный эмпиризм.