- Мой чемодан, - наконец прошептал Григорьев. - То есть не мой, а... я его притащил. Я!
- Что в этом чудном чемодане?
- Не знаю! - честным голосом воскликнул матрос.
На самом деле чемодан был необычным - не было в нем ни застежек, ни замков, а только декоративные накладки, имитирующие замки.
Несколько ловких, незаметных, профессиональных, как у знаменитых "медвежатников", движений сделал Анискин, и чемодан бесшумно открылся. Речник заглянул в него и от страха попятился, зажмурился, съежился так, что показался низкорослым.
- Иконы! - крикнул матрос.
Да, необычный чемодан был наполнен тщательно обернутыми и упакованными иконами. Анискин взял одну, потом вторую, развертывая, внимательно разглядывал их.
- Это из церкви! - объявил он. - Поп жалился, что шибко ценная икона уведена, под названием "Борис и Глеб"... Вот она и есть! Двое парнишонок при горностаевых шапках... Директорских икон здесь, конечно, нет и быть не может! - Он обратился к следователю. - Вот, значит, так получается, Игорь Владимирович. Церковны иконы они уже погрузили на пароход, а матрос нарочно отстал, чтобы притащить и директорские. По одному чемодану оно сподручнее да незаметнее таскать... Позволите сделать задержание гражданина Григорьева? Есть, товарищ капитан! Гражданин Григорьев, вы задержаны, прошу следовать за мной!
В кабинете участкового шел обыкновенный допрос. Анискин и Качушин сидели рядом за столом, а матрос и Верка Косая, одетая нищенски, сидели в разных углах комнаты на тяжелых табуретах.
- Гражданин Григорьев, повторите последние слова, - сердито сказал участковый. - Так частите, что писать не успеваю... Я вам не пишуща машинка... Вот с этих слов повторите: "...Гражданка Косая обещала хорошие деньги, предложила мне провезти на пароходе...".
Матрос сосредоточился.
- ...Предложила мне провезти на пароходе чемодан с неизвестным грузом, упредив, что чемодан открывать нельзя, да он и сам не открывается. Я, конечно, сначала не зажелал, а потом... Потом она мне пятьдесят рублей, то есть пять червонцев, дает... Тут я и... взял.
- Это было?..
- Было это первый раз в мае месяце, числа двадцать пятого, но я в тот первый раз от парохода не отставал, как чемодан был в наличности один...
- "...В наличности один". Записал! Ставлю следующий вопрос: кому должны были передать воровской товар в Ромске? Отвечайте!
- Отвечаю, отвечаю помедленне... Прибываю я пароходом в Ромск, беру чемодан, выхожу из пристанского сквера. Ко мне подходит человек в черных очках, при бороде. Спрашивает: "Вы от Боттичелли?" Отвечаю: "Боттичелли любит Каф-ку". Он берет чемодан, а мне на руку - червонец. Потом говорит: "Вам еще и премия полагается!" И... ну, дает мне бутылку водки. Пейте, говорит, не отходя от кассы, чтобы прошло ваше идиотское волнение. Вы, говорит, весь бледный и трясетесь, как... Счас! Как протоплазма...
- Про-топ-лаз-ма... - записывая, повторил Анискин и уважительно покачал головой. - Ты, Григорьев, с шибкой интеллигенцией воровски дела завел... Протоплазма! Нет сказать: дрожишь, как осиновый лист... Все рассказал?
- Все, до волосочка.
Анискин всем телом, пытаясь скрыть неприязнь и брезгливость, повернулся к Верке Косой. Он довольно долго глядел на нее пронизывающими глазами, потом, непонятно усмехнувшись, спросил:
- Подтверждаете показания Григорьева, гражданка Косая?
Верка суетливо вскочила, молитвенно сложив руки - ладонь к ладони, затараторила, запричитала, запела, заюлила:
- Все, все подтверждаю, до последней капелюшечки подтверждаю, что правдынька вся от начала до кончика, я бы и сама во всем призналась, да прийти не успела, боялася, но хотела, хотела, это вся деревня знает, прийти к тебе, дядя Анискин, родненький, миленький, с повинной.
- Ма-а-алчать! - крикнул Анискин, и Косая даже присела, ойкнула.
- Почему молчать, почему, родненький? Когда надо, миленький, показанья давать, ты говоришь: молчать!
- А потому, что ты меня дядей Анискиным называешь. Прее-еекратить! Я тебе вот кто: участковый! Более - ни слова! Не гражданин, не товарищ, а участковый... Поняла?
- Ой, поняла, родненький, не буду больше дядей Анискиным обзываться... Ой, миленький, участковенький, все-все подтверждаю.
- Сядь, запишу, помолчи, не трясись для виду... "Все подтверждаю. Точка". У кого брала чемодан для передачи гражданину Григорьеву?
Верка опять вскочила, приняла прежнюю позу:
- Ой, да я слыхом не слыхала, ой, да я и глазом не видала, ой, да я нюхом не нюхала, кто мне чемодан давал! - Сунув руку за пазуху, она выхватила бумажку. - Ой, родненький, ой, участковенький, вот по этой бумажечке, миленький, я все и производила.
Анискин принял половинный лист машинописного текста, положив посередине меж собой и следователем, взглядом уткнулся в написанное. Знакомым шрифтом было напечатано:
- "Чемодан найдете под шестой елью, рядом с большой муравьиной кучей. Взять ровно в 23-00. Боттичелли". Вот такая история, Игорь Владимирович, получается! - И к Верке Косой: - В первый раз с этим Боттичелли вы где встретились?
- Ой, миленький, участковенький, да я его так ни разу и не встренула! Все через записку, родненький, ладненький, добренький...
- Так... А шестнадцатого июля в ноль-ноль часов с кем возле хлева во дворе гражданина Неганова вела шепотом беседу?
Верка замахала руками, точно ветряная мельница:
- Ой, да это выдумки, родненький, ни с кем я беседу не поимела, участковенький, и кто это только придумал честных людей порочить...
Участковый встал, официально подтянулся.
- Вы пока свободны, гражданка Косая...
- Правильно, Федор Иванович, пусть гражданка подумает на досуге о забытой встрече с неизвестным на дворе Неганова.
Как только Косая, шаркая подошвами, по-монашески сутулясь и чахоточно покашливая, с благолепным лицом и опущенными постно глазами вышла из комнаты, Анискин облегченно вздохнул и освобожденно произнес:
- Через пять минут потерпевший придет, директор Яков Власович...
Качушин перебрал несколько бумаг, что-то записал в большой и блестящий блокнот, переменил свободную позу на рабочую. Он был молод, красив, интеллигентен, одним словом, принадлежал к новой, современной формации работников МВД.
- Гражданин Григорьев Иван Макарович, - начал он спокойно, вежливо и в меру строго. - Возьмете чемодан, набитый для веса тяжестями, сойдете с "Пролетария" на ромской пристани, будете дожидаться встречи со связным... Вести предлагаю себя обычно, как раньше при встрече со связным, молчать и не привлекать внимания окружающих, когда связного будут задерживать работники Ромского уголовного розыска...