Подойдя к хижине, Панюхай остановился возле подслеповатого окошка и забарабанил пальцами по дребезжащему стеклу.
— Чего тебе? — в мутном просвете окошка показалась косматая голова Бирюка.
— Мне ничего. А тебе в сельсовете быть надобно. Живо! — спокойно ответил Панюхай и пошел со двора.
Бирюк метнулся к двери. Поддерживая рукой порты, крикнул с порога:
— Кузьмич! Ты это всерьез?.. А что там, в совете? Пожар, что ли?..
— Не знаю. Анка наказала бегти тебе в совет…
— Наказала… И в воскресенье покоя нету, — проворчал Бирюк, однако стал быстро одеваться.
Возле Дома культуры Анка остановилась. Минуту она раздумывала, потом повернула вправо и скрылась за углом…
Евгенушка лежала на кушетке и читала книгу.
Присмотревшись к скорбному, побледневшему лицу Анки, ее тревожным глазам, Евгенушка приподнялась на локте:
— Да на тебе лица нет, Анка. Что случилось?
Анка тяжело опустилась на стул.
— Страшное случилось. Вот… — и протянула подруге бумагу.
Евгенушка быстро пробежала короткие строки, с недоумением взглянула на Анку и снова уткнулась в бумагу.
— Ничего не понимаю…
— Гитлер напал на нас… — с трудом вымолвила Анка. — Фашистская Германия пошла войной на Советский Союз…
— Войной?.. — порывисто переспросила Евгенушка.
Из рук ее выпала бумага.
— Значит, мобилизация? Значит… — Евгенушка не договорила, залилась слезами.
— А вот этого делать не надо, Гена, — сказала Анка, поднимая с пола бумагу. — Слезами горя не погасить.
— Ох, — простонала Евгенушка, хватаясь за сердце.
— О чем и я говорю, сердце больное у тебя. Крепись, Гена. А я побегу в совет.
Бирюк уже был в сельсовете, когда Анка вошла в приемную.
— Зайди, Харитон, — бросила она на ходу, направляясь в кабинет.
«Даже не глядит… Сердитая… Влетела, как скаженная. Какая муха ее укусила?..» — терялся в догадках Бирюк.
— Харитон! — окликнула его Анка из кабинета.
— Иду, Софроновна! — Бирюк нехотя поднялся со стула и лениво побрел к двери кабинета.
— Возьми эту бумагу. В ней указаны годы рождения военнообязанных запаса, которые подлежат мобилизации. Быстренько составь список.
— Мобилизация? — и Бирюк впился глазами в бумагу. — Список? Это я мигом составлю, — он дошел до двери и остановился, опустив голову. — А зачем столько возрастов зараз? Неужели война?
— Война, Харитон.
Бирюк, взявшись за ручку двери, стоял неподвижно.
— Чего же ты медлишь?
Бирюк обернулся.
— Анна Софроновна… Как вы думаете?.. Если я добровольно на фронт попрошусь… Возьмут?
— Инвалидов не берут.
— Жалко… Я бы этой проклятой собаке… Гитлеру… — Бирюк сделал жест, будто схватил кого-то за горло и стиснул в своих огромных лапах… — Голову свернул бы, гаду… задушил бы…
Бирюк с остервенением рванул на себя дверь. А в приемной украдкой перекрестился:
«Слава богу!.. Вот и конец вашему царству, товарищи большевики…»
Оставшись одна, Анка откинулась на спинку стула и уставилась невидящим взглядом в одну точку. Со стороны могло показаться, что она о чем-то размышляет. В действительности же Анка находилась в глубоком забытьи. Ее охватило какое-то необъяснимое оцепенение. Но вот до ее слуха донесся знакомый рокот мотора, усиливавшийся с каждой секундой… Анка вдруг выпрямилась.
«Это он… Яшенька…» — и кинулась к окну, но увидела только косую тень, быстро пронесшуюся через улицу в направлении посадочной площадки.
Анка заперла дверь кабинета и уже на ходу бросила Бирюку:
— Поторопись со списком… я скоро вернусь…
— За список, Анна Софроновна, не беспокойтесь. Через час будет готов.
Анка вышла на улицу. Самолет сбавлял газ, шел на посадку. Из-за угла выскочил запыленный «газик». Шофер, увидев Анку, остановил машину, выпалил скороговоркой:
— Где секретарь райкома?
— В море.
— Эх, черт побери! — с досадой крякнул он.
— Да он скоро вернется. Вы поезжайте на МРС и ждите его там. Рыбаки обещали быть дома к обеду.
— К обеду? — ужаснулся шофер. Однако рывком сорвал с места машину и помчался к берегу…
Обливаясь по́том, Анка почти бежала. За хутором остановилась, перевела дыхание. Она видела: самолет, подпрыгивая, пробежал немного и остановился; вот летчик вылез из кабины, стал на крыло и спрыгнул на землю; техник-моторист, поговорив с ним о чем-то, скрылся в сторожке и вышел оттуда со свернутыми постельными принадлежностями. Прежде чем направиться к самолету, он протянул руку в сторону Анки, стоявшей на окраине хутора.