Твой Яков».
Из глаз Анки хлынули неудержимые слезы, слезы радости. Они словно живительная роса омыли ее истомленную тревогой душу. Бесконечно счастливая, Анка спрятала письмо за пазуху, взглянула на безмятежно спавших девочек, задула фонарь и на цыпочках вышла из вагончика. Таня, окруженная женщинами и девушками, дочитывала обстоятельное письмо мужа. Жуков светил ей карманным фонариком.
— Ну, что пишет Митя? — спросила Анка звонким голосом.
— Воюет! — подняла на нее Таня радостно-возбужденный взгляд. В бледном свете фонарика ее голубые глаза казались совсем синими. — Он вместе с Виталием Дубовым служит в артиллерии. Виталий командует орудием, а Митя в его расчете наводчиком.
— А Гена…
— Получила и она от Дубова письмо, получила, — перебил Анку Жуков.
— Теперь она на седьмом небе.
— А ты и Таня на каком? На шестом? — спросил Жуков.
— Нет, я на восьмом! — воскликнула Таня.
— Значит, я на девятом, — сказала Анка.
— Тогда возьми и меня к себе, поместимся, — пошутила Таня.
Жуков отвел Анку в сторону, спросил:
— Когда закончите работу?
— Завтра. Осталось убрать пять-шесть гектаров, не больше.
— Заканчивайте. Слышишь, орудия гукают?
— Мы рады бы вовек их не слышать…
— Да вот приходится. Завтра же по домам.
— Хорошо, Андрей Андреевич.
На следующий день, как и в предыдущие, все взрослые приступили к работе до восхода солнца. Мальчики и девочки спали в полевых вагончиках. Их разбудили, когда поспел завтрак. Поев жаренной на сале яичницы и запив ее молоком, школьники, прихватив сумки, побежали собирать колоски. Они напоминали шуструю стаю воробьев, оглашая поле безумолчной чирикающей разноголосицей.
День прошел в напряженном труде. И когда красноватый, будто раскаленный, диск солнца коснулся гребня далекого стенного горизонта, в барабан молотилки подавали уже последние снопы. Со всех сторон к стану сходились группами старики, женщины, девушки, ребятишки. На стане готовился отменный прощальный ужин. Увидев Анку, Валя со всех ног бросилась к ней, прижимая к боку висевшую на шнуре сумку.
— Мама, посмотри, — жаждая похвалы, торопливо говорила она. — Я опять насобирала полную сумку колосков.
— Ох ты ж умница моя, — Анка поцеловала ее в мокрый от пота лобик.
Высоко в небе показалась «рама». Она сделала над степью круг и ушла в сторону моря. Солнце зашло. На западном небосклоне заполыхало зарево заката. И вот тут-то послышался мощный гул моторов. Все устремили настороженные взгляды в небо. В нем появилось звено «юнкерсов», сопровождаемое двумя «мессершмиттами». Люди заволновались, по толпе пробежал тревожный шепот:
— Немецкие…
— А ну, как сыпанут бомбами?..
— Они, видно, спешат туда, куда ушла «рама»…
Председатель колхоза властно, по-военному, скомандовал:
— Рассредоточиться в стороны. Ложись на землю!
Но люди сгрудились еще плотнее, не отрывая от самолетов напряженных взглядов. «Юнкерсы» шли треугольником, несколько левее толпы. «Мессершмитты» кружили над ними, то стремительно падая вниз, то взмывая ввысь. Когда самолеты стали удаляться, кто-то облегченно вздохнул:
— Слава богу, пронесло…
Но вдруг ведущий «юнкерс» сделал разворот и резко пошел на снижение. За ним последовали остальные, растянувшись цепочкой, повисая друг у друга на хвосте. Ведущий, клюнув носом, ринулся в пике. Степную тишину разорвали истерические крики, и людская волна хлынула в буерак, увлекая с собой Анку и Валю. Дарья, Таня и жена Душина топтались на месте, не зная, куда укрыться. Над их головами с шумом и пронзительным воем, вызывающим озноб во всем теле, косо пронеслись авиабомбы, угодив прямо в буерак. Раздались почти одновременно два взрыва, от которых дрогнула земля. На воздух вскинулись комья земли, какие-то темные предметы. Заметив взметнувшуюся над буераком красную косынку, Дарья похолодела, хотела крикнуть «Анка!», но тут в буерак грохнулись еще две очередные бомбы. Таня зашаталась, упала и быстро поползла к вагончику. Жена Душина стояла, точно окаменев, ее такое обычно миловидное лицо было искажено до неузнаваемости. Бомбы третьего самолета упали неподалеку от вагончика. В него ударила воздушная волна, вагончик резко покачнулся и накренился набок. Упала жена Душина. Большой острый осколок ударил ее ниже подбородка и снес полголовы. Дарья дико вскрикнула, закрыла лицо руками и бросилась прочь. Она бежала наугад в степь, которую уже заволакивали лиловые сумерки. Снова послышались взрывы, истошные крики женщин, надрывный плач детей, стоны раненых, умирающих. У Дарьи подгибались ноги, а ей казалось, что это дрожит и качается земля. Жадно хватая ртом воздух, она продолжала бежать, пока, вконец обессиленная, не споткнулась и упала.