— Ты? — она задохнулась. — Ты?.. Голубка ж моя…
Анка, не проронив ни слова и не выпуская из рук ребенка, шагнула через порог и грохнулась на пол.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
С рассветом над обрывом закружились мартыны, вскрикивая пронзительно и дико…
Мартыны, внешне похожие на чаек, но только крупнее их, — хищные морские птицы, прожорливые и ненасытные. Они летают над морем стаями, жадно выслеживая добычу. Их обходят стороной мирные плаксивые чайки.
Заметив буйки и цепочки поплавков, мартыны стремительно бросаются вниз, бьются над водой, выхватывают когтистыми лапами из сетей рыбу, тут же, в воздухе, разрывают ее в куски и мгновенно пожирают. Не брезгуют морские хищники и падалью. А утопленника, всплывшего на поверхность и прибитого волнами к берегу, они обезображивают своими стальными клювами до неузнаваемости.
…Павел открыл глаза, приподнялся на локтях. Он проснулся от доносившихся с берега истошных воплей мартынов.
— У-у, аспиды, погибели на вас нет… — выругался Павел. — Ишь, как горланят, жадюги. И без вас тошно…
Он обвел комнату мутными глазами и увидел на столе пустые бутылки, недоеденные куски ветчины, ломти хлеба. Трещала с похмелья голова. Павел встал с койки, проверил бутылки и стаканы — ни капли коньяку. Выпил кружку воды — стало еще хуже.
— Муторно, черт возьми, будто в килевую качку на море… — он стиснул голову руками и снова лег на койку. — «Как же все это было?… — задумался он, но мысли путались в тяжелой, как чугун, голове. — Так… начнем вот с чего… с завода…» — закрыл глаза и стал смутно припоминать события последних дней.
…Завод спешно эвакуировал оборудование. Городу угрожала опасность. На территорию завода были поданы вагоны. Мастер токарного цеха Зальцман заявил дирекции:
— Мы еще поработаем на оборону. Пускай другие цехи грузят свое имущество и вывозят семьи рабочих. Большинство из нас народ холостой, и мы покинем завод с последним эшелоном.
— Вы настоящий патриот и человеколюб, Моисей Аронович, — говорил растроганный сосед по станку.
В патриотизме Зальцмана никто не мог усомниться: он лучший мастер на заводе, он первым записался в ополчение, заявив при этом: «Враг может переступить через наши трупы, но не победить…»
Последнему эшелону не пришлось отправиться в далекий путь, он застрял на вокзале. Прорвавшие фронт немецкие танки отрезали город. В тот же день высоко в небе появились «юнкерсы» и «хейнкели», охраняемые «мессершмиттами», и на завод, вокзал и порт обрушился бомбовой груз…
«А дальше? — спросил себя Павел, напрягая мысли. — Вспомнил! Все вспомнил…»
Зальцман и Павел сидели в домике на окраине и прислушивались: на подступах к городу шел жаркий бой. Он длился до поздних сумерек. Потом все сразу стихло. Зальцман, поглаживая лысину, загадочно посматривал на Павла. В тусклом свете синей электрической лампочки его глаза светились матовым блеском.
— Не боитесь, Моисей Аронович? — тихо спросил Павел.
— Нет, — помотал тот головой.
— Но ведь они убивают евреев.
— Вранье. Убивают тех, кто сопротивляется. Но щедро вознаграждают всех, кто их ждет, радушно встречает и верно служит им…
На рассвете снова загремели пушки и быстро смолкли. А утром в город вошли немцы. Зальцман весь преобразился. Павлу показалось, что его хозяин даже как-то помолодел. А тот, улыбаясь, положил ему на плечи руки, сказал:
— Все, Павлик. Осталось только кончить войну и на отдых. Теперь я не Моисей Аронович Зальцман, а Ганс Зальцбург. С восемнадцатого года, почти четверть века, носил я чужое имя…
— Почему, Моисей Аронович? — удивленно и растерянно посмотрел на него Павел.
— Так было надо. И не поминай больше Моисея Ароновича.
— Значит… вы не еврей?
— Ганс Зальцбург — ариец! — с высокомерной торжественностью произнес он, вскинув голову. — Чудак! Я принадлежу к высшей расе. Я могу помочь тебе стать большим человеком. Я верю, что ты будешь служить великой Германии душой и сердцем. Так?
— Буду, Моисей Аронович, служить верой и правдой!
— Дурак… — нахмурился Зальцбург. — Сказано тебе, что нет больше Моисея Ароновича, а есть господин обер-лейтенант.
— Прошу прощенья… — смущенно пробормотал Павел. — Запамятовал. В голове все перепуталось.
— Ладно, — смягчился Зальцбург. — Хочешь быть атаманом на Бронзовой Косе?
Это так ошарашило Павла, что он не мог и слова вымолвить. Глотая слюну, только кивал головой в знак согласия и глупо улыбался.
— В хуторах и станицах нам такие атаманы очень нужны.