Таня пожала худенькими плечами.
— Не знаю.
— Как же так? Была вместе и не знаешь.
— Правда не знаю… Там все растерялись… Ух, как он бомбил!.. Я под вагончик забилась… А его как тряхнуло, он похилился, но не упал…
— А чего ты глаза от меня хоронишь? Вон они у тебя какие голубые. Но у Анки красивше. Как синь-море… — мечтательно протянул он. И вдруг жестко заговорил: — Слышишь? Где она? Я хочу посмотреть в ее глаза.
Таня сидела молча, понурив голову, и перебирала тонкими пальцами стеклянные пуговицы на белой шелковой блузке. Светлые подстриженные волосы прикрывали уши и пылающие щеки.
— Ну, смотри на меня, — уже спокойнее сказал Павел.
Таня отняла руки от пуговиц, поправила волосы и взглянула на Павла:
— Чего ты… от меня хочешь? — голос Тани дрожал, срывался. — Я же тебе правду…
— Врешь! — грубо перебил Павел. — Скажи, где Анка?
— Павлуша… я же тебе… по-честному…
— Не верю я в твою честность, — зло цедил сквозь зубы Павел, но голоса не повышал. — Честная девушка, а коммунисту на шею бросилась. Да еще сама в комсомол записалась.
— Не… — она замотала головой. — Мне родители не разрешали.
— Пусть так. Разве порядочная женщина жила бы с коммунистом. Кто твой Митя?
— Мой муж — честный человек.
— А где он сейчас? Против нас воюет?.. «Хорошенькая бабенка, — подумал. — И такому скуластому черту досталась», — и вслух: — Так что не верю я тебе. Не верю. Позови сюда Акимовну, а сама в приемной подожди.
Таня вышла пошатываясь. Акимовна, переступая порог кабинета, сказала:
— Ты что же это, атаман, за Бирюком двух послов наряжаешь, а нам этой чести не оказываешь?
— У моих полицаев ноги не собачьи.
— Я тоже не собака, а человек. Пригласил бы сесть, что ли…
— Ты хуже собаки! — Павел с такой силой ударил по столу кулаком, что чернильница, подпрыгнув, свалилась на пол. — Стоять будешь!
— Что ж, постою, — Акимовна посмотрела в окно и спокойно продолжала: — Я-то думала-гадала, отчего это нынче море так штормит? Ан, оказывается, атаман беснуется.
— Не умничай, а то я тебе быстро мозги вправлю… Не посмотрю, что старуха. Говори: куда запрятала Анку и мою дочку?
— Спроси у немецких летчиков.
— Ладно. Черт с ней, с Анкой. Куда запрятала Валю? Где моя дочь?
— Я не была нянькой у твоей дочери.
— Брешешь, скажешь, — и он разразился дикой, отвратительной руганью.
У Акимовны побелели губы.
— Я знала твою мать. У нее было доброе сердце и чистая душа. Как же могла родиться от нее такая гадина?
— А я знаю другое: когда немецкие танки рано утром давили на улицах хутора большевиков, Анка с дочкой укрылась у тебя.
Акимовна молчала.
Павел вышел из-за стола, остановился перед Акимовной.
— И то неправда, что ты, старая ведьма, охраняла мастерские МРС?
— Это правда.
— А где берданка?
— Сдала.
— Кому?
— Кострюкову.
— И тут брешешь.
Акимовна покачала головой:
— Словно кроты слепые, носами тычутся, правду ищут. Эх, вы… тля. Хочешь, я скажу тебе одну правду, самую главную?
Павел исподлобья посмотрел на Акимовну:
— Говори. Сбрешешь, на перекладине за ноги повешу у самого моря. Пускай мартыны глаза тебе выклюют.
— Не пугай, а слушай. Знаешь, что я не из робких. Видишь? — показала она на окно. — Что там вдали?
— Море.
Павел криво усмехнулся.
— А что оно делает?
— Штормит.
— Вот-вот… Разбудите вы гнев народный, а он сильнее шторма, страшнее морской бури. Поднимется грозным валом народный гнев и смоет с родной земли всю падаль…
Акимовна не договорила. Павел ударом в лицо сбил ее с ног. Падая, она ушиблась головой об угол стола и потеряла сознание. Из рассеченной губы тонкой струйкой стекала на подбородок кровь.
— Эй, орлы! — крикнул Павел.
Вбежали полицаи.
— Уберите эту развалину. Пошлите сюда Зотову.
Акимовну вынесли. Вошла Таня. Она вся дрожала, как в лихорадке. Павел усадил ее на диван, сел рядом.
— Послушай, Таня. Я злой как черт. На старуху злой. Но тебе ничего плохого не сделаю. — Он вынул из кармана какую-то бумагу. — Вот список бронзокосских коммунистов. В нем и Анка, и Евгенка, и Таня Зотова. Но мы с тобой друзья детства, и я не выдам тебя. Скажи правду: где Анка?
— Не знаю.
— Таня, — он обнял ее левой рукой, правой сдавил грудь. — Скажи…
— Ничего я не знаю. Пусти меня!..
— Таня!
— Павел… ты с ума сошел!
— Приходи сегодня вечером ко мне… — Павел обдал ее лицо горячим дыханием. — Приходи и все, все расскажи. Я живу в отцовском доме. Помни, я не выдам тебя немцам.