— Вот как гарно працюе твой директор МРС.
— А что ж, дело это ему привычное, — ответил Кострюков.
Из невода выбирали осетра крупного, один в один. Много было и судака. Рыбу вытряхивали из сети на палубу, а потом сбрасывали в трюм. Кондогур, присматриваясь к неводу, с удовлетворением отмечал:
— Вся снасть цела. Правда, кое-где есть повреждения, но…
— …они невелики, — досказал Пронька. — Невод на наплавах, дедушка, может выстоять и в восьмибалльный шторм.
— Толково придумано, — повторил Кондогур. — Ты, пескаренок, того… молодец! Мне бы в колхоз такого бригадира.
— Такие бригадиры, дедушка, как я, теперь невыгодные, — сказал Пронька.
— Почему? — удивился Конодгур.
— Мне осенью в армию идти. А может, и раньше возьмут. Война…
— Да, — глухо произнес Кондогур. — Война, черт ей рад.
Когда невод выбрали, Пронька заглянул в трюм, прикинул на глаз: центнеров двадцать взяли.
«Хорошо!» — он вынул крючком из трюма двух осетров, передал рыбакам:
— На шорбу для бригады.
Горячую пищу готовили в кубрике на примусе, прикрепленном к кухонному столику. Вскоре оттуда потянуло ароматами вареной рыбы, лука, перца и лаврового листа. Едва успели снова установить невод на наплавах, как уха была готова.
Из кубрика вынесли большую, дымящуюся паром кастрюлю, все расселись на палубе, взялись за ложки. В этот момент к «Буревестнику» подошел «Темрюк», буксируя порожние байды.
— Приятного аппетита! — крикнул Краснов, когда «Темрюк» остановился, легонько толкнув «Буревестник» бортом.
— Спасибо, Михаил Лукич! — хором ответили рыбаки. — Торопись, а то шорба остынет!
Только Пронька не включился в хор, с обидой взглянул на отца:
— Ты что же это, батя, медлишь?
— А что?
— Надо побыстрее оборачиваться. Причалил бы пораньше, рыбу прямо в байду ссыпали бы, а не в трюм. Вот и получается двойная работа.
— Ишь ты, пескарь конопатый! — засмеялся Кондогур. — Строгий у нас начальник.
— Я, дедушка, веснушчатый, а не конопатый. Это — разница, — поправил слегка задетый Пронька.
— Рыбу, сынок, не мы одни сдаем. На нашем берегу сейчас пусто, а на том рыбаков вдвое больше стало. Очередь задерживает, — оправдывался Лукич, любовно, с нескрываемой гордостью посматривая на сына. Он перебрался на «Буревестник», возбужденно продолжал, усаживаясь за уху: — Но зато как сдаем? Больше всех. Вот квитанция на красную рыбу и на частиковую. Благодарность передали вам из треста от имени Родины.
— Да ну? — привстал Кондогур.
— Так и сказал приемщик: «От имени Родины».
Кондогур поспешно вытащил из кошелки литровку, стукнул донышком по широкой ладони, наполнил доверху водкой алюминиевую стопку:
— Это тебе, Лукич, за добрую весточку. Вот как, друзья мои… От имени Родины благодарствие нам… — Он наполнил стопку вторично, подал Проньке: — Откушай на здоровье, бригадир.
— Непьющий, — замотал головой Пронька.
— Как это, так? — удивился Кондогур. — На радостях и не выпить? Что ж, по-твоему, конопатый пескаренок…
— Веснушчатый…
— Пущай будет веснушчатый. Так что ж, по-твоему, водку сготовляют для того, чтоб горе ею заливать! И на радостях люди водочкой ублажаются. Пей!
— Не потребляю ни с горя, ни на радостях.
— Ладно, сынок, — сказал Краснов, — выпей немножко. Уважь старика.
— Уважь старую гвардию, — толкнул его в спину Панюхай. — Не задерживай, А то, глядючи на посудину, у меня червячок того… за сердце сосет. Выпить хочется.
И Пронька не стал упрямиться.
В Мартыновке не пришлось Бирюку выслеживать Анку. Там старостой был такой же, как и Павел, местный выродок, поступивший на службу к немцам. Он сказал:
— Точно заявляю: у нас в поселке чужих нет, только свои. Я здесь всех с пеленок наперечет знаю. А в случае появится какая молодая бабенка с дитем, сразу пришлю к тебе, атаман, своего полицая с донесением.
Прощаясь, староста посоветовал Павлу:
— А ты в Светличном разузнай. Поселок больше нашего, есть где схорониться. Да и к вашему хутору он поближе будет.
— О том и я толкую, — вставил Бирюк.
— Ладно, поехали, — раздраженно бросил Павел — «А ежели и в Светличном то же скажут?. — досадовал он. — Где же тогда искать ее?»
Ночь была темная — ни луны, ни звезд. Еще с вечера небо заволокло тучами, и, казалось, они неподвижно повисли над Приазовьем. Только время от времени побережье озарялось непродолжительным, но ярким светом ракет. Усталые лошади шли шагом… Накрапывал дождь.