Наконец пришел староста с двумя полицаями. Они принесли хлеб, колбасу и шнапс.
— Аспиды! Голодом решили заморить меня, что ли? — сердито прогудел Бирюк, а когда увидел шнапс, оскалил свои острые зубы, что должно было означать улыбку. — Ведь я мог бы дуба дать.
— Ты уж извиняй, — засуетился староста, — дела у нас были важные. Вот допреж всего горло промочи, — он налил в кружку шнапс. — А у тебя как дела?
— Тут она! — и Бирюк осушил кружку.
— Да что ты говоришь?.. — изумился староста.
— Точно! — Бирюк стукнул пустой кружкой о крышку стола. — Лей еще!
— Где же ты ее вынюхал? У кого она?
Бирюк, поднося ко рту кружку, шевельнул лохматыми бровями, подмигнул:
— За мой нюх будь покоен, — и шнапс снова забулькал в его горле.
На улице послышался конский топот. Бирюк повернул голову и перестал жевать.
Павел соскочил с пролетки, толкнул ногой калитку, вошел со двор.
— А вот и сам атаман пожаловал, — Бирюк указал на окно рукой, в которой держал круг колбасы. — Ух, аспид! Нарядился-то как! Не узнать.
Все бросились к окну.
— Теперь он и впрямь похож на атамана, — сказал не без зависти староста. — Жаль, что наш поселок не казачий хутор, а то и меня бы так уформили.
Павел, переступив порог, картинно остановился у двери. На нем были хромовые сапоги, широкие темно-синего сукна с алыми лампасами шаровары, свисавшие поверх голенищ, светло-серый френч, на голове сидела сдвинутая набекрень фуражка с красным околышем и синим верхом. Его большой лоб прикрывал лакированный козырек.
— Здоровеньки дневали! — поздоровался Павел, но руки никому не подал. — Пируем? — он прошел к столу, сел на табуретку.
Бирюк наполнил кружку шнапсом, поставил перед Павлом.
— Выпей и ты за успех.
— Какой успех? — словно подброшенный вскочил с табуретки Павел, впился в Бирюка жадным, полным нетерпения взглядом.
— Выследил твою красавицу.
У Павла перехватило дыхание. Несколько секунд он молча стоял. Потом медленно опустился на табуретку.
— Ты это… всерьез?
— Побей меня бог, — и Бирюк перекрестился.
Павел медленно потянул из кружки шнапс. Взял корку хлеба, понюхал, бросил на стол. Снял фуражку, провел ладонью по лбу.
— Аж потом прошибло.
— Не надо было в такую жару в мундир наряжаться, — ехидно заметил Бирюк.
— Вот обрадовал ты меня, чертушко… — Павел перевел взгляд на старосту: — Правду он сказывает?
— Не знаю. Сейчас проверим.
— Где же она?
— Вон в той хате. Видишь, вторая с краю, — показал в окно Бирюк. — Из того двора выбегала на улицу Валька.
— Кто? — спросил Павел.
— Валька. Дочка твоя. Нынче видал.
— Погоди, — отшатнулся Павел, широко открыв глаза. — Анку ты видал?
— Нет. Какая-то женщина схватила Вальку за руку и поспешно втащила ее во двор.
— Какого же ты черта брешешь? «Выследил…»
— Да перестань ты горячку пороть, — успокаивал его Бирюк. — Где дочка, там и мать. Соображать надо.
Павел, глядя через окно на улицу, задумался.
— Хотя… и то верно, — уже спокойно произнес он. — Анка дочку не бросит.
— Понятно, не бросит, — подтвердил Бирюк.
Павел встал.
— У тебя лошади есть? — спросил он старосту.
— Есть.
— Когда совсем стемнеет, подбросишь его, — кивнул Павел на Бирюка, — к нашему хутору. А я свою кралю заберу.
— Сделаем, атаман. Пошли на обыск, — сказал староста полицаям.
Все четверо, кроме Бирюка, вышли на улицу. Там к ним присоединился полицай Павла, а другой шагом поехал вслед, сидя на козлах пролетки.
Анка, Валя и хозяйка ужинали за столом, когда в хату ввалились Павел, староста и полицаи. Появление Павла, да еще в атаманском мундире, как громом поразило Анку. Она побелела как полотно и выронила из рук ложку. Хозяйка, еще ничего не понимая, сказала:
— Чего же вы стоите? Пожалуйте к столу, отведайте супу. Чем богаты, как говорится, тем и рады.
— Кто эта женщина? — спросил староста, указывая на Анку.
— Не знаю.
— Давно она у тебя?
— Нынче… Ночевать попросилась… — растерянно пробормотала хозяйка. — Ах, вы про нее! — спохватилась она. — Это моя двоюродная сестра… с Украины… А я думала…
— Думала, думала, — перебил староста, — и забрехалась. Она? — обратился он к Павлу.
— Она… — Павел подошел к Анке. — Что же это ты, советская атаманша, так долго загостилась в Светличном? Едем на Косу, дела хуторские сдашь мне. Живо собирайся, а то коней мухи секут.