- Ешь! Ты опять ничего не ешь! – Кире надоело спорить с Мстиславом и она сразу же вспомнила обо мне.
Молча опускаю в тарелку ложку. Я ем, хотя мне совсем не хочется. Такое чувство, будто жую бумагу. Совсем нет вкуса. Грустные люди всегда едят неохотно и не чувствуют голода. В завтраке, обеде и ужине мало смысла. Особенно, когда жить не сильно хочется. Я потерял интерес к еде. Это просто набор углеводов, белков и жиров, который позволит тебе прожить ещё один бессмысленный день, полный страданий и боли.
Когда я остался один за столом, тарелка с едой тотчас оказалась в стороне. Я посмотрел вокруг. Увидел лимон. Без особого интереса отрезал кусочек и положил его в рот. Просто хочу проверить, совсем ли у меня пропал вкус.
Не пропал. От кислоты свело челюсть.
На улице меня ждал Дима. Мы всё ещё ходим в школу вместе. Хотя теперь многое изменилось. Например, мы никогда не разговариваем по дороге в школу. Он решил, что это не честно по отношению к Фаер. Мы не должны болтать, когда она больше не может. Какое-то безумие? Нет. Я понимаю его. Понимаю и поддерживаю.
Мы молча шли, а я искоса смотрел на Диму. Раньше я знал, что он сделает и скажет на несколько шагов вперёд. Теперь я ничего не понимаю. Он хорошо скрывает свои чувства. Он сломлен, но он таким не выглядит. Хуже всего то, что я не понимаю, насколько у него всё плохо.
Когда его глаза становится по-особенному задумчивыми, и я спрашиваю, как он, он отвечает, что всё в порядке и ему просто грустно. Я не верю. И вы никогда не верьте этому «просто грустно». «Просто грустно» часто заканчивается очень трагично.
В школе время потекло медленнее, чем всегда. Мне тяжело находиться в школе. Тяжело чувствовать пустое место за моей спиной. Тяжело сидеть в столовой с Димой и понимать, что мы должны сидеть втроём, а не вдвоём. Очень тяжело ходить в школу.
Последним уроком была алгебра. Алгебра – уже само это слово не предвещает ничего хорошего. И, конечно же, ничего хорошего не произошло. Учительница объявила, что мы пишем самостоятельную работу. Это был неожиданный сюрприз, поэтому класс тут же загалдел о том, что никто не готов, и что о таком нужно предупреждать.
- Я должна быть уверена, что вы в любой момент готовы написать работу по тригонометрии,- ответила она, раздавая листочки с заданиями.
Каждый человек в этой комнате, наверное, ненавидел её в этот момент.
- Ну, и тварь же,- шепнул мне мой сосед.
Я ничего не отвечаю. Молчу. Думаю, она не просто так даёт нам эту работу. Что-то её, конечно же, вынуждает это делать. Поэтому можно её понять. Вообще, всех людей можно понять. Каждый поступок совершается по какой-то причине. Так что люди не такие уж и твари. Просто они вынуждены так вести себя. Сами по себе они, может, и хорошие.
Первые два задания я ещё кое-как сделала, а дальше впал в ступор. Конечно же, я ничего не учил. А если не знаешь формул, то можно даже и не пытаться решать. Меня даже, если честно, удивляет, что я справился с теми двумя заданиями.
Снова завалю работу. Но меня это ничуть не волнует. Моя успеваемость падает всё ниже и ниже, а мне плевать. Ушли те времена, когда такое могло меня хоть немного волновать. Теперь я просто опустил руки. Ничего не учу, не делаю домашнюю работу. Разумеется, я скатываюсь. И виноват в этом я.
Смотрю в окно и чувствую что-то горькое. Осознание того, что единственная причина моих бед и несчастий – я сам, отравляет мне жизнь. Хотелось бы мне не понимать этого. Хорошо быть хомячком. Люди очень умные, а вот животные глупые. Поэтому не бывает животных-самоубийц. Но нет. Всё-таки, как не крути, люди – животные. Это факт. Когда бросаешься с крыши или стреляешь себе в висок, в этом есть что-то животное. Знаете, если лиса попадёт в капкан, она отгрызет себе ногу. Я почему-то провожу между всем этим параллель.
- Ты с родителями так же разговариваешь? Немедленно пересядь! На моём уроке вы вместе сидеть не будите!
Я очнулся от мыслей и обернулся в конец класса. Саманта невинно хлопает ресницами.
- Я с кем разговариваю?! Бери свои вещи и садись на свободное место!
Саманта поправляет завитые волосы, пафосно закатывает глаза, но всё-таки встаёт.
И меня прошибает, словно током.
У нас в классе лишь одно свободное место.
- Мне долго ждать? – спрашивает учительница у Саманты, которая застыла над местом Фаер.
О, нет, это место Анны Фаер, и никто кроме неё на нём сидеть не будет. Я обернулся и посмотрел Саманте в глаза. Наверное, у меня такой вид, будто я готов убить человека. В любом случае, она, посмотрев на меня, испугано сделала шаг назад.
- Садись! Не срывай мне урок!
- Но это место Анны Фаер! – это был голос Димы.
- Уже нет. Саманта, либо ты садишься, либо я ставлю тебе единицу за эту работу!
И она готова была сесть. Но не села.
Дима вскочил со стула так, что раздался скрип железа о деревянный пол. Всё, что лежало на его парте, он одним движением сбросил на пол. Сквозь зубы, он прорычал:
- Это место Анны Фаер!
- Что ты себе позволяешь?! Немедленно сядь на место!
- Нет, не сяду, пока Саманта не вернётся за свою парту!
- Ты срываешь урок!
- Плевать я хотел на урок! И на вас!
- Вон из класса!
- С удовольствием! – Дима схватил свой чёрный рюкзак и решительно вышел, громко захлопнув за собой дверь.
Саманта села на место Димы.
Когда урок закончился, я поднял его сброшенные на пол вещи, положил его тетрадь в стопку к остальным, и медленно пошёл домой. К нему домой.
Что же с ним происходит? Зачем он стал таким скрытным? Было бы гораздо проще, если бы он рассказывал мне о том, что чувствует. Ведь никогда, глядя на него, нельзя подумать, что он страдает. Да, он больше не тот весельчак, которым был раньше, но и человеком, испытывающим невыносимую боль, он не кажется. Мне сложно с ним. И с Алексом. И с самим собой. Вряд ли я им смогу помочь. Я же себе самому помочь не могу.
Дверь мне никто не открыл. Подумав немного, я решил войти без приглашения. Родители Димы ещё на работе, так что именно так я и сделаю. Дверь была не заперта, поэтому я тихо вошёл и сразу же направился в уютную маленькую кухоньку. И не прогадал.
Дима сидел за столом и смотрел в стену. Это выглядело даже немного пугающе. Словно я нахожусь в психбольнице. Он просто сидел и смотрел в стену. И глаза. Столько боли в его обычно весёлых глазах.
- Йо,- говорю я негромко.
Он сразу же оборачивается и улыбается мне неискренне.
- Это ты.
- Да. Принёс твои вещи,- я выкладываю всё на стол.
- Она не села?
- Нет,- я устраиваюсь напротив него.
Мы молчим. Я впервые замечаю, что Дима тоже похудел. А ведь, правда, последнее время его неудержимая любовь к еде исчезла.
- Будешь чай? – спрашивает он.
На него давит это молчание.
- Нет, не хочу.
- И я.
Снова повисает молчание, и снова он его нарушает.
- Чёрт, я не могу так больше…- он запускает руки в светлые волосы. – Я схожу с ума. Я постоянно думаю о ней. Я сижу в школе за партой, и не могу принять того, что вторая её часть пустует. Я просто не могу этого принять. Когда я слышу смех, похожий на её смех, я всегда оборачиваюсь. Мне снятся сны только с ней. Я просто вижу её лицо. А когда просыпаюсь, оно не исчезает. Оно всегда в моей голове. Каждый день, когда я одеваюсь, мой взгляд скользит по руке и останавливается на шраме от её зубов. И сердце так больно сжимается. Я, кажется, схожу с ума.
- Всё нормально.
- Кто знает? Может, у меня с мозгами не всё в порядке.
- Я не знаю. Мне нравятся твои мозги.
- А мне нет. Они меня убивают.
- Нет. Это всё твои эмоции.
- Мне больно,- он поднял на меня свои светлые глаза. – Всё хорошее заканчивается, и нам остаётся только страдать. Я ненавижу мир, в котором её больше нет. Я ненавижу эту жизнь.
- Ты хотя бы её ненавидишь. А я вот вообще ничего не чувствую больше. Просто лежу целыми днями в постели. Если бы у меня была бы такая возможность, то я пролежал бы под одеялом всю жизнь. Ничего не чувствовать – это отстой,- говорю ему я. – Любовь или ненависть – это неважно. Главное, что ты хоть что-то чувствуешь. С этим можно работать.