Она рассмеялась.
- Ну, ты чего? – я легонько толкаю её в бок.
- Люди даже вопрос формулируют неправильно,- она хихикнула. – А, по-твоему, он в чём?
- Думаю, смысла никогда не было. Но вот появились люди, вот они стали думать не только о том, где бы им раздобыть еду. И только тогда стало заметно отсутствие всякого смысла. Так было всегда, просто раньше этого никто не замечал. Не было достаточно разумных организмов.
- Не угадал. У тебя ещё одна попытка.
Я решил, сказать мою старую-старую версию.
- Может быть, смысл жизни в чувствах? В конце концов, только этим мы и отличаемся от животных.
- Вот не нужно тут! Ты не был собакой и не знаешь, как они воспринимают мир! – она мягко улыбнулась. – Можешь больше не стараться. Ты не сможешь отгадать.
Мы молча смотрели в небо.
- Так в чём же смысл? – не выдержал и спросил я.
- Тут всё довольно забавно. Если я скажу, то смысл потеряется. До него обязательно нужно дойти самому.
Не отвечаю, но недоверчиво кошусь на неё. Зачем она так сказала? Наверное, смысл в том, что делать вид, что смысл есть. Это нужно для тех, кто ещё не догадался, что его нет.
- Знаешь, не ищи смысла,- говорит она. – Он на самом деле не стоит того. Не ставь поиск смысла жизни главной целью. Конечно, это весело – быть в поисках чего-то удивительного. Поиски – это интересно. Но представь, какое испытываешь разочарование, когда находишь то, что искал всю жизнь. Да, конечно, сразу радуешься. А потом? Потом наступает разочарование, потому что искать больше нечего,- она запинается, а потом говорит с расстановкой: - Просто живи и делай то, что любишь, - вот и весь секрет.
Мы молча смотрим на небо.
- Вот чёрт! Время истекает! – резко вырвалось у Фаер.
- Время?
- Смотри! – она указала мне на месяц. – Он уменьшается. Когда мы вышли из твоего дома, то в небе была полная луна. А сейчас уже месяц. Когда месяц уменьшится до того, что исчезнет, то всё погрузится во тьму.
- И что делать?
- Спой мне,- неожиданно ответила она.
- Спеть?
- Да! Я скучала по твоим песням. У тебя чудесный голос.
Я помню, часто хотел ей спеть раньше. Она это любила. Но я всегда откладывал на потом. Ждал повода.
И не дождался.
Если можешь сделать для человека что-то приятное, то делай. Никогда не откладывай на потом. Ведь любой день, верите вы мне или нет, может оказаться последним. И, поверь, ты будешь жалеть, что мог сделать что-то хорошее, а не сделал.
- Ты писал мне о том, что перестал петь. Перестал играть на гитаре. Я тогда очень удивилась. Ты же любил музыку. Как ты там написал,- она задумывается на секунду, а потом цитирует строчку из моего письма: - Музыка – это живопись, которую слышишь.
- И что тебе спеть?
- Ты знаешь.
Она права. Я знаю. Больше всего она любит единственную песню, которую я написал сам.
- Да тут нужна музыка, ведь без гитары будет некрасиво.
- Красиво! Очень красиво! – тут же протестует Фаер. – Особенно, когда столько не слышать твой голос, сколько не слышала его я.
И я начал петь. Сразу выходило плохо, я давно не практиковался. Но, честно, я очень старался спеть хорошо. Мне хотелось, чтобы ей понравилось. И вообще, всё, что делаешь, нужно делать так, словно в последний раз.
Пою припев и чувствую, что теперь получается очень красиво:
Я стану ветром,
Стану морем,
Я стану камнем у прибоя,
Но, знай, я буду всегда
Рядом с тобою.
И мне на какую-то долю секунду начинает казаться, что написал я не глупую песню, как всегда думал. Я написал что-то действительно мудрое. Именно то, о чём пыталась мне сказать Фаер. Она не умерла, она стала всем миром.
Но озарение быстро прошло. Оно прошло, потому что Фаер неожиданно для меня положила мне на плечи свои руки. Я тут же замолкаю.
- Давай танцевать,- она поглядывает на месяц, который стал ещё меньше. – Ты хотел этого.
- Но ведь нет музыки.
- Кому нужна эта музыка?! – и я расплываюсь в улыбке, потому что так говорить может только Фаер. – Чтобы танцевать, музыка совсем не обязательна!
И мы танцуем. Что-то очень медленное и спокойное. Наш первый и последний танец. Она опускает голову и утыкается своим холодным лицом мне в шею.
- Что? – спрашиваю я.
- Я не хочу смотреть на небо,- у неё дрожит голос. – Там ещё что-нибудь осталось от месяца?
В небе светится тонкая-тонкая загогулина, которая ещё недавно была толстой, круглой луной.
- Совсем немного осталось,- я отвечаю ей честно, хоть мне и хочется соврать.
- Тогда слушай меня внимательной,- она прижимается ко мне ещё сильнее. – Ты сделаешь всё, что я попрошу?
- Конечно,– я опускаю голову и утыкаюсь в её растрёпанные чудесные волосы.
- Пиши мне письма, Макс. Знай, я получаю всё, что написано в той записной книге. А ещё не дай моему имени умереть. И сделай мир лучше настолько, насколько можешь. А ты можешь изменить многое.
- Хорошо,- выдавливаю я из себя.
Я чувствую, как она исчезает из моих объятий.
- Не забудь купить Диме хот-догов. И ещё! Совсем забыла! Возьми клятву с парней! Пусть они тоже изменят мир. Пусть они не дадут моему имени умереть!
- Ты эгоистка, Фаер.
- Нет, я о тебе забочусь. Те двое должны присматривать за тобой, а ты за ними. Если у вас будет общая цель, то вы всегда будете вместе, ведь у вас одна дорога. Я просто хочу, чтобы вы не потеряли друг друга.
- Вот как,- мой голос дрожит. – Что-нибудь ещё?
- Да. Полюби мир, в котором меня больше нет,- по моим щекам катятся слёзы. – И да, ещё одно…
У меня над самым ухом раздаётся её звонкий, медово-клубничный голос:
- Проснись.
Я в палате Димы. У меня мокрое от слёз лицо. Я не открываю глаз. Человек забывает сны в первые пять минут после пробуждения. А я не имею права забыть. Стану прокручивать всё снова и снова в своей голове, пока не буду убеждён в том, что ничего не забуду.
Потом я открываю глаза. Смотрю на Диму. У него спокойное лицо, как у мертвеца. У меня по спине пробегает холодок. Но как только я замечаю, как медленно поднимается его грудь под одеялом, я спокойно выдыхаю.
- Ты спишь? – спрашиваю тихо.
В ответ тишина. Расправляю затёкшую спину. Уже утро. Раннее-раннее утро. Мне плохо. Чувствую себя паршиво. Нужно уйти. Конечно же, я вернусь, ведь тут Дима. Но вернусь позже. Сейчас мне нужно на свежий воздух.
Встаю, направляюсь к двери, а потом возвращаюсь к кровати. Поправляю одеяло. Мало кто знает, что Дима боится высовывать пятки из-под одеяла. Он мне когда-то давно рассказывал об этом. В детстве его папа пошутил, что кто-нибудь посреди ночи может пощекотать за пятки, если они будут не под одеялом. Так что он до сих пор этого боится. Психологическая травма на почве детских переживаний.
Окончательно убедившись в том, что ничего Диму не побеспокоит, я выхожу из палаты. Ещё утро, поэтому в коридоре пусто. Без всяких происшествий мне удалось выбраться из больницы.
На улице я медленно побрёл какой-то странной и незнакомой дорогой домой. Я никогда раньше ею не ходил, но, кажется, она будет длинной. Это хорошо. Мне нужно подумать. Нужно уйти в себя.
Знаете, всё очень непонятно. Я не люблю этот мир. Но я должен его полюбить. Если так сказала Фаер… то я переступлю через всё и сделаю это. Правда, это так сложно. Сложно полюбить то, что ненавидел.
Я шёл медленно, а сейчас и вовсе остановился. Оглянулся вокруг. Что мне здесь любить, что? Всё мрачное и серое.
И тогда мой бегающий взгляд задержался на огромном оранжевом шаре, выкатывающимся из-за горизонта. Это красиво. Это можно любить. Впрочем, да, в мире есть вещи, которые можно любить. Нужно только хорошенько подумать.
Мне нравится восход. Нравится, когда солнце только появляется, и ты можешь смотреть на него столько, сколько захочешь, а глаза не будет резать. И запах крепкого кофе по утрам мне тоже нравится. И то, что воздух сегодня необычайно свеж. Мне нравится, что где-то высоко надо мной поют птицы, но…
Но я ненавижу. Я ненавижу, что жизнь коротка, и мы все умрём. Даже те, кто, казалось бы, должен жить вечно. Я ненавижу, что не замечаю иногда, как плохо тем, кто меня окружает. Мне не нравится, когда людей вокруг слишком много. Я терпеть не могу, когда собак сажают на цепь. Я не выношу, когда обед подают холодным.