Но это твоя работа! Нет, твоя любимая работа! Опять неточно. Это твоя жизнь! Иной ты себе не мыслишь! Чем же манит тебя эта жизнь? Цыганским кочевьем? Аплодисментами? Легким заработком? Впрочем, последнее - абсурд. Что-что, а легким он никогда не был. Так что же главное в этой жизни? В который раз она задавала себе этот вопрос и, с трудом подбирая слова, больше всего боясь ложного пафоса и выспренности, отвечала: "Наверное, искусство. Наверное, музыка. В ней можно раскрыть свою душу, свое понимание бесконечно сложного мира и выразить свое отношение к тому, что происходит в нем... К тому, что больше всего волнует людей. Что издавна их печалит и радует. Любовь, верность, измена, предательство. Надежда, счастье. Потеря счастья, разочарование, безысходность. Вера в себя, вера в друзей".
"Эге-ге, - посмеивается над собой Аня. - В мыслях-то я на Олимпе! А через неделю - защита диплома во Вроцлаве. А через две недели тарификационная комиссия в Варшаве, которая должна решить, есть ли у меня право хотя бы формально называться артисткой или я заняла чужое, не принадлежащее мне место".
На церемонии торжественного вручения дипломов ректор долго жал Ане руку, поздравлял с отлично сданными экзаменами, с прекрасной дипломной работой.
- Ну а теперь куда? - заглянув в глаза выпускнице, дружески спросил он.
- Как - куда?! - непринужденно ответила Анна. - В артистки!
Ректор даже смутился, потрепал ее по плечу и решил пошутить в свою очередь:
- Ну, зачем же так сразу и в артистки? Вас ведь заждались в баскетбольной сборной!
На ужин вчерашних однокурсников в ресторане по случаю окончания университета Аня не пошла, а сразу начала готовиться к завтрашнему отъезду в Варшаву. Она чувствовала себя спокойно и уверенно. В конце концов, ничего страшного. Надо только исполнить несколько песен, ответить на кое-какие вопросы членов тарификационной комиссии (так объяснял Скомпский). И можешь считать себя, опять-таки формально, подчеркивал режиссер, артистом.
Когда ее пригласили на сцену, Аня почувствовала, что дрожит. Перед глазами рябило. В комиссии были известные певцы, актеры театра и кино. Но ей не удалось припомнить ни одного имени.
"Пойте, пожалуйста", - произнес чей-то голос. Она спела, но как-то бесстрастно, словно бы в пику этому приказу. Один зевнул, другой почесал за ухом, третий прикрыл глаза. Анне вдруг захотелось убежать, громко хлопнуть дверью и зареветь в углу. Но она спела до конца, сошла со сцены. Ей вдруг почему-то задали вопрос о творчестве американского драматурга Артура Миллера. Она отвечала невпопад... "Приезжайте в следующий раз, посоветовали ей. - А пока плохо".
Она шла по вечерней Маршалковской, улица весело мигала множеством разноцветных огней, пахло мятой, свежестью, пряностями. Слышна была музыка. Аня пошла на эти звуки. Они становились все громче. Зашла в кафе, села за свободный столик, заказала чашечку кофе и рюмку коньяку.
- Такая молодая - и в одиночестве? - вкрадчивым голосом спросил официант. - Любовная драма. Разлука. Разрешите угостить?
- Нет у меня любовной драмы, - бесстрастно ответила Анна, - я жду своего мужа. - И сама удивилась этому вранью.
- О, пардон, мадам! - ретировался официант.
Спустя полчаса Анна вышла из кафе и смешалась с праздной толпой и через некоторое время обнаружила, что находится совсем в противоположной стороне города, вдали от гостиницы, в которой жила.
"Пани Анна!" - услышала она. Обернувшись, она увидела перед собой высокого человека с исчерченным морщинами лбом, с пробивающейся сединой и мальчишески ясными голубыми глазами. Трудно было определить его возраст. Удивительно знакомое лицо. Мужчина представился.
- Пытаетесь вспомнить, где мы встречались? Боюсь вас огорчить. Мы расстались несколько часов назад. Меня зовут Ежи... Я был членом комиссии, перед которой вы показывались. - Он замешкался и добавил: - Так неудачно показывались. Ну да не расстраивайтесь, у вас чудесный голос... Право же, Артура Миллера надо знать. Во-первых, это совершенно необходимо артисту, а во-вторых, это просто интересно... - Он пристально рассматривал Анну. Когда вы вышли, я предложил поставить вам тройку... Но меня не поддержали. Нет-нет, они ничего не имели против вас. Кто-то даже сказал, что вы превосходно пели и у нас будет повод послушать вас еще раз.
Он взял Анну под руку, и теперь они пробивались сквозь толпу на одной из узких улочек Старого Города. Конечно, теперь она вспомнила это лицо! Актер кино и эстрады. Превосходный исполнитель балладных песен. Режиссер больших программ на телевидении... Анна как-то сразу оробела, не зная, благодарить за добрые слова или откланяться, сославшись на то, что опаздывает на поезд...
- Кстати, - спросил Ежи, - вы спешите?
- Нет, - машинально ответила Анна.
- Вот и прекрасно. Приглашаю вас на ужин. Тут рядом, у ресторана "Под Крокодилом", меня будет ждать русский актер с женой. Они только вчера приехали из Москвы. Посидим, поболтаем. Вы не против? - спросил режиссер. Но тут он протянул руку и крикнул невысокому, крепко сбитому человеку: "Марк, Марк, я здесь!" Анна не отводя глаз смотрела на лицо этого человека, такое знакомое, почти родное, сразу же напомнившее далекие дни детства в Ургенче.
...Трещит киноаппарат в душном городском кинотеатре. Первые ряды заполнены мальчишками и девчонками. В двадцать первый раз смотрят они фильм о двух бойцах, об их фронтовой дружбе, о любви к одной и той же девушке. И вот боец берет в руки гитару и тихо запевает: "Темная ночь, только пули свистят по степи, только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают..." Аня видит его лицо близко-близко. Негромко звучит его голос, мужественный, теплый, трогающий сердце...
Ужин удался на славу. Анна впервые была в столичном ресторане, расположенном в подвале одного из зданий Старого Города. Предупредительные официанты бесшумно проносились мимо. На столике появились коньяк, тонко нарезанная ветчина, белая рыба, икра. Но ее внимание было поглощено русским актером, которого она помнила и любила с детских лет и многие песни которого знала на память. Анна невольно продолжала рассматривать его, он почувствовал это, взглянул ей в глаза и как-то виновато улыбнулся. Ежи предложил тост за здоровье Марка и его супруги, за долгожданную встречу на польской земле, за их веселое и приятное пребывание в Польше. Марк и Ежи вспоминали общих друзей, забавные эпизоды из кинематографической жизни, шутили...
- А вы почему молчите? - обратился Марк к Анне. - Почему такая грустная?..
- Об этом лучше не надо... - ответил за Анну Ежи.
- У меня нет тайн, - как бы оправдываясь, сказала Анна. - Просто я провалила экзамен на тарификационной комиссии.
- Знаешь, Марк, а мне эта девушка нравится, - с некоторым озорством в голосе произнес Ежи. - Она хорошо поет, ты еще услышишь ее имя. А экзамен это эпизод...
- Ваше имя я знаю, а фамилия? - поинтересовался русский актер.
- Герман.
- А я, как вы догадались, Марк. Можно и Марк Наумович, фамилия моя Бернес. Вы превосходно говорите по-русски, совершенно без акцента.
"И как он это обнаружил? - подумала Анна. - Ведь я почти все время молчу".
- Мне кажется, что я знаю вас всю жизнь, - медленно, взвешивая каждое слово, произнесла Анна, - знаю и люблю. Вы так хорошо поете. Я мечтала бы так петь.
- Не преувеличивайте, - устало махнув рукой, ответил Бернес. - И еще: постарайтесь не огорчаться, если сможете. И уж коль вы решили стать певицей, то цветов не ждите, вернее, ждите не только цветов, а больше шипов, неприятностей, огорчений.
- Ну-ну, Марк, - прервал его Ежи, - чему ты учишь молодежь? Скажи-ка, положа руку на сердце, если бы тебе пришлось родиться заново...
Марк остановил его жестом, глаза его улыбались.
- Да ну тебя, загоняешь прямо в угол. Конечно бы, пел. Пел и снимался в кино. Читал бы разгромные рецензии и спорил до хрипоты на худсоветах... - Он помолчал и заговорил снова, обращаясь к Анне: - Во время войны и мы и песни были солдатами... Это очень важно для артиста - знать, о чем ты поешь и для кого... А вот о чем будете петь вы? Только о любви? Но этого мало...