— Нет, Анна. Преступление — это так захламлять свою душу пороками и грязью, что даже мы, пожиратели этого мира, противимся употреблять их в пищу. Думаешь мы, темные создания Матери-Вселенной, хотим так же как вы упасть на колени и рыдать, закатывать истерику по любому поводу, стоит только в вашей жизни появиться трудности? Нет, юная леди, мы знаем себе цену, знаем свою пищу, и прекрасно понимаем, что вы сами спокойно шагаете к своей гибели, без нашей помощи.
Или ты думаешь, ваша деградация, массовая непригодность к пище так нас радует? Вы — наш корм, а значит, должны быть более менее в тонусе. Некоторые из нашего рода даже пытались навести порядок войнами и геноцидом, но вы так полюбили наши игрушки, что теперь играете сами, разрушая все налево и направо.
Четвертое блюдо стояло прямо перед ней. На белой тарелке раскинулся веер бардовых виноградных листьев, на которых покоилось свежее человеческое сердце. Ритуальное блюдо. Все так, как должно быть.
Анна аккуратно коснулась сердца на тарелке, обхватив его пальцами рук. Она понимала, что этого нельзя делать, что ей это навязывают, но руки сами подносили окровавленную мышцу к губам. Оно такое теплое, такое мягкое…
Антон широко улыбнулся, оголив десна и зубы, покрытые серо-черной субстанцией — да, он был доволен. Взгляд, не отрываясь, наблюдал за движениями девушки.
— Добро пожаловать в клуб «Левиафан», Анна… Прими трапезу, спаси братца…
Шепот монстра, словно отскакивал эхом от ватных стен ее черепа, резонируя, все громче и громче звучал в ее голове. Окровавленное сердце уже коснулось приоткрытых побледневших губ девушки.
Он мог бы прямо сейчас бросить ее тело на этот стол, разорвать грудную клетку, с громким и таким сладким для его ушей хрустом выворачивая ее ребра из позвоночника. Айшии уже ощущал, как его длинные изогнутые пальцы касаются нежной и теплой ткани сердца, как хрипы вырываются из ее разорванных легких, а алая кровь стекает по подбородку…
— Анна!
Голос раздался где-то вдали, словно прорываясь через густой туман, но даже этого маленького отголоска хватило, чтобы рука девушки дрогнула, роняя человеческое сердце на белоснежную ткань своего балахона.
Айшии взревел, в ярости и гневе, словно ему вонзили раскаленные ножи прямо в глаза! Второй раз, словно в замкнутом круге, он оказывается на грани, чтобы потерять свою цель. Нет, айшии так просто не сдасться. Он не позволит умервщленной душе братца вновь забрать у него Анны.
Глава 8
Айшии негодовал! Он быстро, как никогда прежде, пробирался по подземным тоннелям, ведущим к котловану.
Черные длинные руки цеплялись за влажный грунт, протаскивая деформированное тело монстра вперед. Ему было тесно, вместе с тушей взрослого человека, ему было трудно пробираться по узкому каналу. Тело девушки, лишенное сил и сознания, было крепко прижато к деревянной, изборожденной трещинами и морщинами, груди, оплетенной черными щупальцами корней и ветвей.
"Бедняжка Эн-ни потеряла сознание, прервав древний ритуал. Стоило мне потерять контроль, упустить момент, как душа ее маленького братца проскочила у меня прямо под носом!" - мысленно фыркнуло чудище, пробираясь все дальше по тоннелю.
Айшии был в ярости! Он был напуган. Ритуал, который он всегда, из раза в раз, проводил по давно отлаженной схеме сорвался. Она не вкусила плоти! Не разделила с ним трапезы, а это значит, что ему придется вскрыть ее тело в истинном образе его предков, да еще и в воде озера, до которого ее нужно притащить как можно быстрее.
Только так он сможет отделить ее душу от костей, по лоскуточку, медленно срезая ее когтями, не упуская ни частички. Эти тела такие тяжелые, такие неповоротливые! Айшии спешил! Если бы он знал, что ему придется протискиваться тут с такой ношей, то он сделал бы проход в два раза больше. Но сейчас, ему было некогда церемониться.
Анна потеряла сознание сразу после того, как детский голос прорвался сквозь завесу ритуала в ее мозг. Она держалась на грани, вот-вот готовая упасть в пропасть, и последним толчком в эту темную бездну был голос мальчишки. Голос мальчика, велевшего не приходить ей на озеро девятнадцать лет назад.
Айшии ощутил в тот момент острую боль в черных, лишенных белков, глазах. Он испытал это однажды, раз и навсегда запомнив это дикое чувство боли и беспомощности. И в тот раз, Анна ускользнула от него.
С каждым движением, воздух становился более влажным, а грунт холоднее. Длинные уродливые пальцы утопали в мягкой земле, оставляя отчетливые следы чудища на черной почве. Он тысячу раз следовал этой тропой, протаскивая миниатюрные детские тельца, если не успевал съесть их на берегу. Но теперь, он тащил свою пищу обратно к берегу. Это было неправильным.