— Практически ничего, — отвечает Анна. — Он по-прежнему думает, что защищает меня от мерзостей реальной жизни.
— А вы этого больше не хотите? Чтобы от вас скрывали правду?
— Нет, не хочу, — говорит она, хотя внезапно в том усомнилась. Ее пугает выражение отчаяния на лице Нусбаума.
— Что ж, ладно. Тогда вы должны знать, — говорит господин Нусбаум. — Чем быстрее вы выберетесь из этой страны, тем лучше. Голландцы начали депортацию немцев. Даже немецких евреев.
Дверь в кабинет распахивается. Пим и Клейман поднимают головы от работы. В контору вихрем влетает Анна.
И смотрит на них с гневом.
— Как я могу вам верить, если вы скрываете от меня правду?
Отец чувствует удушье от наступившей тишины. Затем он вздыхает и поворачивается к господину Клейману, который с недоумением в глазах встречает его взгляд.
— Господин Клейман, вы не оставите нас на минуту?
Клейман не отвечает, пожав плечами, встает и мимо Анны проскальзывает к выходу.
— Закрой дверь, — просит Пим Анну. — Незачем оповещать весь мир о наших делах.
Ярость из взгляда Анны не уходит, но дверь она закрывает.
— Я знаю все! — заявляет она.
Пим напрягается. Поправляет ручку, лежащую на пресс-папье.
— Все? И что из этого следует?
— Когда вы собирались сообщить мне об этом?
Хмурый взгляд Пима набирает силу:
— Аннелиз!..
— Так вот чем занимались люди из бюро? Когда вы предполагали мне сказать? Когда они придут вышвырнуть нас отсюда?
На лице отца легкое замешательство. Он щурится.
— Не понимаю? Что значит вышвырнуть?
— Что это значит? Это значит загнать нас в вагоны для скота и депортировать обратно в Германию.
— Анна, я понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Неужели, Пим? А вот господин Нусбаум уважает меня в достаточной степени, чтобы не скрывать происходящее.
И она повторяет все, что услышала в книжной лавке. Об «умном», по словам Нусбаума, решении правительства. В знак непризнания нюрнбергских расовых законов оно возвращает всем евреям, родившимся в Германии, гражданство этой страны, присвоив им определение «соотечественники противника». И эти соотечественники противника подлежат депортации в Германию.
— И не делай вид, Пим, будто для тебя это открытие!
К немалому удивлению дочери, Пим откидывается на спинку кресла и издает смешок, в котором чувствуется облегчение.
— Ах, Анна! И всего-то?
Его смешок приводит Анну в еще большую ярость. Она сжимает кулаки.
— Ты считаешь все это шуткой, Пим? Те чиновники, что тебя допрашивали, когда они вернуться — на этот раз на грузовиках?
— Анна, — говорит он, и в голосе его звучит прежняя уверенность, — ты торопишься с выводами. Дела с бюро касаются собственности. Собственности и денег. Никто не собирается нас депортировать.
— Значит, ты утверждаешь, что господин Нусбаум мне солгал?
— Насколько мне известно, горстку немецких фабричных рабочих выселяют из приграничных районов. Но это те люди, которые переехали туда из Германии во время войны. Это управленческие действия, они связаны с территориальными и деловыми вопросами. И их урегулируют, как любые другие деловые вопросы. Вот и всё. Нам ничего не грозит, дочка. Я еще раз повторяю: никто не собирается нас депортировать. Уж это я тебе обещаю.
— Обещаешь? Какое интересное слово ты, Пим, для нас придумал! Разве раньше не ты обещал нас защитить? И вот чем все обернулось!
Пим потемнел лицом.
— Анна…
Она его ранила — ну и пусть. Пусть ее слова уязвили его еще сильнее, чем всё, что она делала или говорила раньше. Риск слишком велик.
— Я не дам отправить себя в Германию, Пим! — взрывается она и бьет ладонью по столу. — Я лучше умру.
На следующее утро Анна сообщает отцу, что у нее заболел живот и она останется дома. После их последней размолвки они обменялись лишь парой слов, но отец смотрит на нее сочувственно и кивает. Она ждет, пока Пим с Дассой не покинут квартиру, и идет в ванную. Она моет волосы и надевает свое лучшее платье, синее — цвета яиц малиновки — с белым воротничком, которое Мип подобрала ей. Она надевает свою единственную пару хлопчатобумажных и не залатанных пока еще чулок и замшевые туфли с крохотными серебряными пряжками, а потом смотрится в зеркало. Перед самым выходом из дома она припудривает номер на внутренней стороне предплечья.