Если бы у нее был кинжал и она пронзила бы его грудь, Пим не выглядел бы ужаснее. Его лицо стало белым.
— Пошла вон! — говорит Дасса убийственным тоном. — Убирайся. Ты хотела быть свободной? Тогда уходи! Будь свободной! Но не смей говорить больше ни слова!
Но прежде чем Анна успевает отреагировать, она слышит стук, и в двери образуется щель, в которую просовывает голову Мип.
— Извините, что я вас прерываю, — говорит она. — Анна, к тебе пришла какая-то дама.
— Дама?
— Да. Я думаю, тебе нужно с ней встретиться.
С лихорадочно бьющимся сердцем Анна покидает отца и следует за Мип в контору. Там, у входной двери, стоит женщина — высокая, стройная, с лебединой шеей. Темные с редкой сединой волосы собраны в пучок. Правую руку она держит в кармане длинного бежевого плаща. Усталые глаза улыбаются.
— А вы, должно быть, Анна, — говорит она, делая шаг вперед. — А меня зовут Сетске Беек-де Хаан. Хотя, как я понимаю, вы знаете меня больше по псевдониму Сисси ван Марксфелдт.
33. Примирение
И застроятся потомками твоими пустыни вековые: ты восстановишь основания многих поколений, и будут называть тебя восстановителем развалин, возобновителем путей для населения.
Солнце сияет над площадью, блестит на проводах трамвайных контактных линий. Краснокирпичное здание элегантно изогнуто латинской буквой «L».
Уж не направляет ли ее рука Бога? Не может же быть, чтобы после чудовищного выяснения отношений с Пимом, сам Бог решил предложить ей выход? И по какой причине? Наверное, она просто Ему надоела. Наверное, Царя Вселенной просто затошнило от ее вечного нытья и Он решил прекратить его, послав ей доброго ангела в виде Сисси ван Марксфелдт. Может ли быть такое? Она слышит, как бьется ее сердце.
— Госпожа Беек, — начинает Анна, но та ее прерывает:
— Нет, пожалуйста, называйте меня Сисси.
— Сисси, — повторяет Анна. — Не знаю даже, что сказать. Господин Нусбаум говорил, что вы были друзьями. Честно говоря, я до сих пор не уверена, что это — не сон.
Сисси вздыхает.
— Меня очень опечалил уход нашего друга Вернера, — говорит она. — Какой ужасный конец. Я не пришла на похороны. Собиралась, но, когда подошло время, не смогла себя заставить… — Она продолжала уже тише: — Он был очень добрым человеком. До войны был период, когда Вернер очень помог мне. Я часто посылала ему черновики своих сочинений, и он всегда проявлял к ним внимание и такт. Он был очень доброжелательным. — Она улыбается. — Хотя не терпел лености или половинчатых решений. По-моему, он ощущал себя наиболее полезным, когда работал с авторами. С писателями вроде меня, уже добившимися какой-то меры успеха, но главным образом с начинающими — молодыми и талантливыми. — Сисси смотрит Анне прямо в лицо. — Он считал вас большой находкой, Анна.
Это застает ее врасплох. Возможно, вплоть до самого последнего времени она думала, что лишь половина похвал господина Нусбаума справедливы. Вторую их половину Анна объясняла состраданием или дружбой Нусбаума с Пимом. И вот явились доказательства, что он действительно говорил о ней с одним из литературных кумиров Анны… Это было удивительно.
— Когда речь заходила о вас, он не знал меры для превосходных оценок. Он был так вами увлечен, что, сказать по правде, я стала сомневаться. Откуда взялась у юной девочки зрелость, необходимая для создания произведений такого уровня, о котором говорил Вернер? Я думала, он преувеличивает. Пока не прочитала ваши странички.
Анна наклоняет голову.
— Мои странички?
— Да, из вашего дневника.
Сисси открывает свою сумку и вынимает из нее конверт с амстердамской маркой. В руках у нее горстка недавно напечатанных листов.
— Особенно поразил меня вот этот отрывок: «Несмотря ни на что, я все еще верю в доброту человеческой души. Для меня совершенно невозможно строить свой мир, основываясь на смерти, безысходности и хаосе. Да, мир все больше превращается в пустыню, да, все громче раскаты приближающегося грома, который нас убьет, да, велико горе миллионов людей, и все же, когда я смотрю на небо, я думаю, что все опять обернется к лучшему, что эта жестокость прекратится, что в мир вернутся покой и тишина».
Сисси поднимает взгляд и вздыхает.
— Удивительно. Замечательно и одновременно страшно. Просто удивительно.
— Откуда? — Анна открывает рот. — Откуда вы это взяли?