Спускаясь по лестнице, Анна замечает у двери отцовского кабинета самого Пима и госпожу Цукерт. Его ладонь лежит на ее руке. И хотя Анна не может различить слов, ее воркующий тон отлично слышен. Она решает пошуметь. Громко шаркает ногой по ступеньке и видит, как быстро отец убирает ладонь с руки дамы. Слегка наморщив лоб, он поднимает голову и зовет:
— Анна?
— Да, Пим, это я.
— У тебя глаза красные. Ты в порядке, девочка?
— Все нормально.
— Снова ходила в комнаты наверху? — так он теперь зовет их Убежище: комнаты наверху.
— Всего на несколько минут.
— Анна, милая. Я очень беспокоюсь, что ты проводишь там слишком много времени.
— А я беспокоюсь, что ты явно пробыл там недостаточно, Пим.
Тишина режет, точно ножом, но госпожа Цукерт не обращает на нее внимания.
— Спасибо, Отто, — говорит она приятным мягким голосом. — До завтра. — И улыбается: — До свидания, Анна. — Но уходит, не дожидаясь ответа.
— Знаешь, я ведь тоже умею записывать под диктовку, — говорит Анна. — Помнишь почтовые курсы? Высота строки, полувысота строки, система Гроота. Мы с Марго их освоили. Разве ты забыл?
Он растерянно моргает. Часто одно лишь упоминание имени Марго его печалит. Бедная мышка, зовет он ее.
— Я бы могла сама за тобой записывать, — Анна не отступает. — Отличная практика для меня, — убежденно продолжает она. — Не всегда же тебе полагаться на свою любимую госпожу Цукерт.
Мгновение Пим с тревогой смотрит на нее. Но быстро приходит в себя и соглашается с Анной, ласково хмурясь в своей излюбленной манере:
— Хм-м. Ну что ж, — в унисон Анне отвечает он, — это очень заманчивое предложение. — Но когда на долю секунды их взгляды встречаются, Анна видит в глазах отца несгибаемую решимость. Ту самую, что помогла Отто Франку выжить в концлагере Аушвиц.
Посуда после ужина вымыта, Ян с Мип ушли на вечернюю прогулку, и Анна находит Пима у окна квартиры на Йекерстраат за книгой. С порога она его рассматривает. Он по-прежнему худ, как тростинка, лицо истончилось, но щеки порозовели. Скользит по страницам неторопливым, ласковым взглядом: на сей раз Гете, не Диккенс. Дым его сигареты легким облачком поднимается к потолку.
Вдруг почувствовав, что дочь наблюдает за ним, он отрывает взгляд от книги.
— Анна?
— Ты знаешь, что она в разводе? — спрашивает Анна.
Выражение его лица не меняется, но свет глаз тут же тускнеет.
— Госпожа Цукерт, — глухо произносит Анна. — Твоя фаворитка… — она собиралась сказать «твоя фаворитка из конторы», но Пим ровным голосом перебивает ее:
— Я понял, о ком ты, Анна. Ответ: да, я знаю, что она в разводе. И не следует за это клеймить ее позором. То, что она расторгла плохой брак, не делает ее плохим человеком.
— Я не о ней, — лжет Анна. — О тебе. Зачем ты это делаешь?
— Что делаю, дочка? Я ничего не делаю.
— Делаешь, — настаивает она. — Делаешь. Все уже заметили. Господи Боже, она зовет тебя по имени!
И тут отец вздыхает. Делает легкую затяжку и бросает окурок в бакелитовую пепельницу Мип: от его сигарет она сделалась закопченной, точно каминная решетка. «Анна», произносит он. Ее имя как вступление. Сейчас начнет учить или проповедовать. Анна, ты не понимаешь, что говоришь. Анна, ты еще ребенок. Анна, не стоит вмешиваться во взрослые дела. Но он говорит:
— Анна, не стану отрицать, что у меня есть некоторые чувства в отношении госпожи Цукерт. И не стану отрицать, что у нее могут — подчеркиваю, могут — быть какие-то чувства ко мне. — Он медлит. Ждет, что его слова услышат. — Ну, конечно, я понимаю, что тебе может быть трудно принять подобную… — Принять что? — … подобную ситуацию, — заключает он.
— Ты понимаешь? — и тут же она дает волю гневу. — Понимаешь, говоришь? Нет, Пим. Я не думаю, что ты хоть что-то понимаешь.
Отец неловко ерзает на стуле и с шумом вдыхает воздух:
— Ну вот, ты всегда так, — говорит он. — Снова сердишься. Вот и все, что у тебя есть для меня, Аннеке.
— Ну а может, — с горящими глазами, — может, я сержусь потому, что ты предаешь память моей матери.
— Нет! — убежденно заявляет Пим.
— Да. Так и есть. Сколько прошло со смерти твоей жены, Пим? Четырнадцать месяцев? Пятнадцать? Нельзя терять ни минуты. Нужно искать замену на рабочем месте.
— Прекрати! — требует он, закрывая пальцами внезапно вздувшуся на виске вену. — Просто… прекрати!
— Кюглер говорит, что она помогала компании с бухгалтерией еще до войны. Ты еще тогда ее заметил, когда мамы не было рядом?
Отец вскакивает на ноги.