– Он отстал, - ответил Исерович. – Сначала такой бойкий был: мы на войну идём, то да сё! А потом стал идти медленнее, медленнее… Я его сначала ждал, а потом он сказал, что его дьявол мучает, и, мол, я вас догоню. И остался в лесу. А мы пошли дальше. Потом я увидел вас всех привязанных к дереву и всё думал, что делать? А потом придумал сумасшедший план, целью которого было – убить генерала. Ну, сами понимаете: генерал – вождь загипнотизированных, и я подумал, если его убить, то гипноз спадёт, и все люди снова станут нормальными, и всё это закончится. А Федя взял, и вместо генерала застрелил ту девку. – Миша пожал плечами. – Может, правильно сделал… Не знаю.
– Ну, а я подумал, - вклинился Федя, – а чё генерал-то? Всеми же заправляет инопланетянин, да? Я правильно говорю, а Михалыч? Вот и решил замочить ту девку. Не знаю, чё меня дёрнуло, но я пальнул в неё.
– Правильно, правильно, Федя! Я же уже говорил, что ты молодец! Цель определил верно!
– Да! – сказал Лёха. – Респект тебе, братан! Завалил инопланетянина! Теперь всё в порядке будет! А, кстати, чего там со второй девахой-то? – Лёха обернулся к площади.
Рыжая всё ещё стояла в том же положении. Ни что не указывало на то, что в ней теплится жизнь. Это скорее был труп, который просто каким-то образом стоит на ногах и не падает.
– Пойду проверю её, - сказал Лёха.
– Куда! Ты чего, Лёх, свихнулся? – воскликнул Михалыч.
– А что? Я думаю, она дохлая.
– А если оживёт? – сказал Федя.
– А если оживёт… - ответил Лёха. Он шагнул куда-то в сторону, отбросил коряги и клочки толстого вывороченного мха и вытащил из веток саблю. Повертев ею в воздухе, широко улыбнувшись, он сказал: – Сломана у меня только левая рука. Но правой я разрублю инопланетяниху на мелкие кусочки!
Михалыч покачал головой и тихо себе под нос сказал:
– Вот же старший помощник Лом, а… Неугомонный.
– Ну, я пошёл, - сказал Лёха.
– Аккуратней там, - сказал вдогонку Михалыч.
– Так точно, товарищ старший лейтенант! Есть, быть осторожным!
– Тьфу… клоун, блин.
Лёха направился к рыжей. По площади в этот момент медленно прохаживались люди; они видели Лёху, но никто ничего не предпринимал; всем, казалось, было глубоко наплевать, что какой-то длиннобудылый в потрёпанной, грязной форме решил подойти к неподвижно стоявшей девке; и всё равно, что эта девка только что была рядом с генералом, который говорил, что эту девку надо теперь слушать, как и его, и выполнять все её приказы. Люди все эти генеральские речи помнили, но никто сейчас ничего не хотел делать. Ну, говорил генерал, ну и что? Где теперь этот генерал? И что вообще он может? И чего его слушать-то? Нужен он больно! Тут себя бы спасти!
А Лёха, между тем, уже подошёл к рыжей. Девушка стояла с закрытыми глазами. По её лицу растеклась мертвенная синева, нос заострился, как у покойников, дыхания не просматривалось; она вся казалась вылитой из воска, неживой куклой. Как только она не падает?
Лёха медленно потянул к ней руку, выставив указательный палец вперёд. Палец приближался прямиком к её груди. И тут Лёха подумал, что как-то неприлично тыкать пальцем в грудь девушки, пусть она хоть сто раз инопланетянка и хоть триста раз труп. Неприлично. А Лёха всегда славился своей нравственностью и хорошим воспитанием. У него всего одна женщина была в жизни – его жена, и он любил её по-настоящему. Поэтому никакие другие груди ему больше не нужны были. И он переместил палец чуть выше, к ключице.
Девушка стояла, как и прежде. По какой-то причине, Лёха вдруг остановил руку чуть ли не в сантиметре от светлого пальтишка. Какая-то хмарь как будто пронеслась в его голове, оставив после себя интригующую недосказанность. Он колебался. Тыкать, не тыкать? Хм… Он посмотрел ей в лицо. Восковые веки не двигались. От девушки веяло смертью.
Чем-то завоняло… Какая-то гниль, что ли? Лёхин палец всё также оставался застывшим в сантиметре от пальто девушки.
Вонь. Жуткая вонь. Неужели от неё? Неужели она начала так быстро гнить? С виду, вроде, не похоже – кожа чистая, ни пятнышка, ни волдырика. Но воняет жутко! Ещё полминуты назад так не воняло! Что это ещё за фигня такая?
Запершило в горле. Затошнило. Закружилась голова…
А в следующий момент Лёху, словно котёнка отбросило назад. При этом, ничего вокруг не произошло – ни ветра, ни пыли, ни того напряжения, что предшествовало невидимой волне. Он просто отлетел. Молча. В полной тишине. И врезался спиной в то самое перекати-поле, состоящее из перепутанных между собой кустов.
– Лёха! – закричал Михалыч и бросился к нему.
Лёха лежал, вдавленный в ветки кустарника и тяжело дышал. Михалыч схватил его за лацканы, встряхнул.