От всех этих проблем настроение было практически на нуле, и не только у Михалыча, а и у всех остальных.
Ольга с дочерью шли молча. Казалось, им было всё равно куда их ведут и зачем. За всё то время, что прошло с утра, маленькая Маша уже не казалась такой уж маленькой: она явственно изменилась в лице, став взрослее, немного вытянулась, взгляд стал более печальным, а голос приобрёл глубокие нотки, как у настоящей женщины. Ольга, конечно же, подметила все эти изменения, но старалась не обращать на это внимания, чтобы лишний раз не травмировать девочку, да и самой меньше переживать.
Целый день Михалыч вёл свой маленький отряд по лесу. Путь проходил неподалёку от трассы, по которой они ехали утором. Чёткого плана в голове у участкового до сих пор не было, но он надеялся, что вскоре хоть что-нибудь да придумает. В мыслях, конечно, были кое-какие намётки, о которых он оповестил остальных, но с чего начать, он не знал.
Михалыч хотел выяснить, что случилось с опергруппой, которая на место происшествия так и не приехала. Идея пришла после того, как Лёха рассказал всем про своё видение; и кстати, это же видение пришло к нему ещё раз, около двух часов назад: как обычно, ему стало плохо, после чего Лёха на несколько секунд словно бы отключился, а как пришёл в себя, сразу повторил уже рассказанную им историю про перевёрнутый автомобиль и трупы.
Сомнений больше не было – опергруппа попала в аварию; и, скорее для порядка и, чтобы иметь хоть какую-нибудь цель, Михалыч предложил найти то место. Но, в какую сторону идти, никто не знал. Лёха только пожал плечами, а Михалыч стал рассуждать, что если опергруппа ехала на место происшествия, то именно по такой траектории и нужно их искать.
Путь от участка до той полянки, где он нашёл «Ирочек» был не один: можно было проехать как по трассе, так и через грунтовку, проходящую через лес. К самой полянке подъехать на машине было нельзя, поэтому Михалыч заключил, что машина должна находиться где-то невдалеке от дороги.
В то время, когда Михалыч вёл москвич по трассе, на обочине он не видел никаких следов аварии, хотя смотрел внимательно, следовательно, заключил он, опергруппа поехала по грунтовке. И действительно, та дорога была немного короче, да и идти по лесу не так далеко. Только один вопрос терзал Михалыча: если опергруппа ехала по грунтовке, то как он мог их не заметить, когда приехал на место происшествия в первый раз? Но ответ оказался прост: Михалыч тогда ехал лесом, виляя между деревьями – так и разминулся.
И теперь отряд шёл именно к той грунтовой дороге. Пока что все шли вдоль трассы; Михалыч специально не выводил отряд на асфальт, чтобы по пути не встретились какие-нибудь недоброжелатели. Шли через лес: грязь, сырость, горы опавшей листвы, овраги, коряги, неизвестно как до сих пор выжившие комары – в общем, все прелести природы. И эти «прелести» ещё сильнее понижали и без того скверное настроение.
По прикидкам Михалыча, идти оставалось где-то с полчаса.
Шли уже достаточно долго, все устали, и поэтому решено было сделать небольшой привал. Единственный минус был в том, что присесть было негде, – листва мокрая, земля холодная, да и комары всё время норовили поживиться свежей кровью.
Подходящих для сидения пеньков нигде не было, поэтому каждый выбрал себе дерево, на которое просто облокотился спиной. Такой привал никому не понравился; Федя держался из последних сил, чтобы не выдать очередную порцию нытья, – он отлично понимал, что и Михалыч тоже держится из последних сил, и любое Федино слово может вызвать бурю, которая наверняка закончится для Феди разбитым носом. А Федя дорожил своим носом, поэтому молчал.
Так простояли они какое-то время. Ветерок заметно окреп. Приближался вечер. Темнело быстро. Сумерки уже были не за горами. Маша уже заметно подрагивала. Ольга, заметив это прижала дочь к себе, пытаясь согреть.
В сравнительной тишине голос Лёхи прозвучал как-то особенно явственно, хотя он говорил практически шёпотом:
– Нет, так дело не пойдёт.
Михалыч шмыгнул носом и посмотрел на дежурного: