– А ты присмотрись к шее, Лёш. На ней явные отметены от зубов. Человеческих! Вот так.
Как бы ни было противно Лёхе смотреть на разодранную шею трупа, он всё-таки слегка наклонился и увидел явные признаки того, что шею действительно рвали зубами, и как сказал Михалыч, следы от зубов правда были человеческими. В это сложно было поверить, но от фактов никуда не денешься: этого Вадика действительно загрызли зубами, и скорее всего, грыз никто иной, как тот самый Игорь, с которым, по словам Феди, Вадик ушёл от ларька.
В то время как Лёха сдерживая рвотные позывы «любовался» трупом, Михалыч, как заправская ищейка, вынюхивал и высматривал; и явно что-то находил, потому что постоянно то чесал подбородок, то покачивал головой, то останавливался и смотрел в одну точку, усиленно о чём-то думая. Наконец, оторвавшись от созерцания ужасного зрелища, Лёха подошёл к Михалычу.
– Что это ты всё тут лазишь, а Михалыч? Может, пошли уже отсель, а?
Михалыч со странным выражением лица посмотрел на дежурного и протяжно проговорил:
– «Отсель», Лёша, мы скоро пойдём. Меня тут занимает один факт.
– Какой?
– На одежде трупа не хватает трёх пуговиц.
– И что? Они-то тут дрались, вот пуговицы и оторвались. Что тут удивительного?
– Да нет, Лёш. Тут что-то поинтереснее. Если ты не заметил, то на одежде у… Ну, будем называть его Вадиком, потому что мы теперь благодаря нашему Федику знаем, что это Вадик. Так вот… На одежде у Вадика пуговицы вырезаны… только вот я не пойму, ножом или ножницами.
– Вырезаны?!
– Да. Присмотрись. – Михалыч потянул Лёху к трупу. – Видишь? Аккуратные вырезанные квадратики. Раз, два, три. Видишь?
Лёха присмотрелся, и действительно увидел то, на что раньше не обратил внимания: пуговицы были аккуратно вырезаны вместе с материей, и на одежде теперь красовались три маленькие квадратные дырочки.
– И… и что это значит? – спросил Лёха.
– Это может значить многое. Тут остаётся только гадать… – Михалыч вдруг замолчал и резко встал на колени, поближе наклоняясь к телу. – Ха! Ляксей! А кажись, я теперь знаю, чем вырезали пуговицы.
– Ты знаешь? – удивился Лёха и наклонился поближе к Михалычу. – Откуда? Да ты этот… и вправду, как самый настоящий сыщик, Михалыч! Ты опять что-то обнаружил?
– Обнаружил. Смотри… – Михалыч немного раздвинул обрывки одежды на груди, и показалось голое тело; на коже краснели несколько тонких порезов. – Знаешь, что это такое?
– Порезы.
– А чем так тонко можно порезать?
Лёха помолчал немного и пожал плечами:
– Скальпелем… лезвием… Не знаю.
– Это обыкновенный канцелярский ножик. И именно этим ножиком преступник повырезал пуговицы. Посмотри, какие ровные срезы. Нож был с новым лезвием, очень острый. И теперь остаётся только один вопрос: на хрена он вырезал пуговицы? Ты не знаешь, Лёш? – улыбнувшись, спросил Михалыч.
Лёха замотал головой.
– Вот, и я не знаю. Но… будем думать. Тем более что, думать, как мне кажется, больше некому. Если верить творим видениям, опергруппа попала в аварию… Из наших, по-моему, не осталось никого. А если остались, то они в рядах генеральской армии, и от них толку аж никакого. На повестке дня – опергруппа. Что с ними? Но это мы выясним. А вот с пуговицами вопрос открытый. И мне почему-то кажется, что мы имеем дело с маньяком.
– Почему?
– Да хрен его знает, Лёш… Ну скажи, зачем нормальному убийце тратить время на вырезание пуговиц? Знаешь, на что это смахивает? Но коллекционера. Допустим, мужик свихнулся, убил Вадика и решил, что это как бы его первая жертва… А пуговицы – как бы в коллекцию, мол, от каждого трупа по сувениру. Смекаешь?
– «Смекаешь», - улыбнувшись повторил Лёха. – Ты как этот прям… Как его звали-то? Из пиратов… Джек… Джек…
– Воробей, - подсказал Михалыч.
– А! Ну да.
– Ладно, ну его того воробья, а у нас тут… первая жертва. А может, и не первая… Но! Если мы где-нибудь найдём труп, на одежде которого также вырезаны пуговицы, мы будем знать, кто это сделал. На данный момент, главный подозреваемый – это Игорь. И он расхаживает где-то здесь.
– Короче, я так понял, надо следить ещё внимательней, когда будем идти, - сказал Лёха.
– Смотреть в оба, - подтвердил Михалыч. – И меня ещё очень беспокоит одно обстоятельство.
– Какое?
– Ночь. – Михалыч взглянул на часы. – Сейчас полседьмого. Вскоре мы все захотим спать. Причём, все! Ведь никто из нас не спал прошлой ночью, поэтому вырубимся, как суслики! И это меня очень беспокоит.
– А! Ты имеешь в виду, что к нам, спящим, может подкрасться тот Игорь и…
– Да. И самое паскудное, что некого поставить дневальным.
– Почему некого? Я могу.