Михалыч опустил плечи… Федя прав. Да! Нервы ещё никому никогда не помогли. И Лёха тоже прав: нужно держать себя в руках и перестать психовать, а то уже совсем ум за разум заходит, – за сумку-то он совсем забыл!
– Лёш! – крикнул Михалыч в комнату, стоя в коридоре. – А ну-ка посмотри, чего там в сумке той.
Лёха вскочил с кровати и достал сумку. Михалыч с Федей стояли в дверях. Лёха расстегнул молнию и пошарил рукой, после чего достал старый цветастый свитер.
– И всё? – спросил Михалыч.
Лёха пошарил ещё раз, перевернул сумку вверх дном и потряс.
– Всё, - сказал дежурный.
Михалыч кивнул, и они с Федей снова вышли в коридорчик.
– Разделимся: ты иди туда, - Михалыч махнул в сторону кухни, – а я посмотрю в той комнате.
Федя кивнул.
Михалыч пошёл во вторую комнату. Здесь было ещё темнее, чем в зале; он передвигался практически наощупь, но потом вспомнил про фонарик в телефоне. Включил. Комната наполнилась белёсым светом. Расплывчатый круг света вклинивался во тьму, выхватывая из неё облупившиеся стены и разломанную мебель. Комната была небольшой. Низкий потолок давил сверху, и помещение напоминало скорее какую-нибудь пещеру с сырым, спёртым воздухом. Воняло плесенью, а низ стен почернел от грибка.
Смотреть тут особо было не на что. Поломанные стулья, развалившийся шкаф, мягкая часть дивана, из которой торчал поролон... Ни в полу, ни в потолке не было никаких отверстий, где можно было спрятать какую-нибудь сумку. Рухлядь, и больше ничего.
Михалыч обречённо вздохнул. Но тут он почувствовал движение сзади. Мимолётная тень промелькнула и застыла где-то сбоку. Михалыч резко обернулся. Федино лицо выплыло из мрака: глаза, что две плошки – перепуганные и круглые. Он пытался что-то сказать, делал какие-то жесты, но у него ничего не получалось.
– Ну! – воскликнул Михалыч, потеряв терпение.
– Т… там… это… В этой… в той… в кухне…
– Что в кухне?
Федя замычал что-то нечленораздельное, делая неопределённые жесты. Михалыч понял, что нужно срочно спешить в кухню. Он выскочил в коридор и через мгновение был уже не месте.
Это была крохотная комнатка с окном. Окно, как и во всём доме было тщательно замазано грязью. У окна стоял столик: раскладной, новый, с алюминиевыми ножками и пластиковой столешницей. Рядом стоял стул – такие стулья обычно берут с собой рыбаки – с брезентовым сиденьем. Этот столик и складной стульчик никак не вязались с таким домом, и этот факт первым бросился в глаза Михалычу. На столе стояла чашка. Ещё недавно в ней был какой-то напиток, очевидно, чай, и то, что это был именно чай подтверждал использованный пакетик, что валялся на полу.
Больше в комнатке ничего не было, ели не считать очень интересного факта: в полу был люк, и этот люк был открыт.
– Это я его открыл, - шепнул на ухо Михалычу подошедший сзади Федя.
– Значит, здесь есть погреб, - сделал вывод Михалыч.
– Да, - кивнул Федя, - но в этот погреб я ни за что не полезу.
– Почему?
– Там… там… блин… там трупы!
– Что?!
– Сам посмотри, Михалыч. Я когда посветил туда спичкой, чуть не обосрался! Они валяются там на полу! Их двое!
– Ах-х ты сволочь… - протянул Михалыч, всматриваясь в пустоту.
– Я?! – удивился Федя.
– Да не ты! – отмахнулся Михалыч. – Ладно. Сейчас посмотрим.
Михалыч выхватил телефон; фонарик до сих пор работал. Как только он направил луч света в погреб, из тьмы тут же показались два силуэта. Сам того не ожидая, Михалыч машинально отпрянул, хотя Федя его предупреждал. Но, может быть, обстановка была напряжённой, может, он недавно через чур перенервничал, но вид двоих молодых парней, что лежали на полу в погребе, пробрал участкового до костей.
Они лежали, прижавшись друг к другу спинами, свернувшись в калачики. Как сиамские близнецы. Мрак, таинственность и предчувствие неминуемой беды, а вернее – беды, которая уже произошла, – все эти факторы давили на психику, и даже участковый, повидавший на своём веку всякое разное (доводилось ему по молодости вытаскивать распухшие трупы из речки и выносить из сараев посиневших самоубийц), не мог сразу прийти в себя. Михалыч смотрел вниз, а луч света слегка подрагивал, играя тенями, и эта игра ещё больше усиливала действие ужасной картины.
Наконец Михалыч разогнулся. Взглянул на Федю.
– Я знаю одного. – Голос участкового звучал глухо и монотонно. – Кажется, его зовут Миша… Миша Исерович… Да, это он. Еврей-изобретатель. На него вечно жаловались соседи. Ч-чёрт… – Михалыч с досады ударил себя кулаком по бедру. – Второй… Второго не знаю. – Он взглянул на Федю. – Я-а… я сейчас туда спущусь… И… и надо будет их вытащить.