Поднимаясь по спирали в прозрачных воздушных фонтанах, скользя по невидимым склонам ветров, черный планер парил над горами, упрямо стремясь на юг. Отроги гор становились ниже — исчезли черные колонны лаутранов, псевдососновый лес и чащи аргоста сменились разрозненными рощами висельных деревьев и темного дуба, редкими, напоминающими темные языки пламени пирамидальными кипарисами.
Наступил вечер. Согласный с сонными, неуверенными порывами слабеющего ветра, планер все чаще клевал носом и рыскал из стороны в сторону. Когда солнца уже играли в прятки за далекими западными вершинами, планер мягко и бесшумно спустился к тускло-металлической речной излучине и приземлился в сумерках на окраине Шемауэ.
Прибывших ожидал экипаж из светлого лакированного дерева на четырех высоких колесах. Карету запрягли двухметровыми голыми мужчинами с кожей розовато-охряного, почти абрикосового оттенка. Тягловые люди отличались бочкообразными грудными клетками, мощными бедрами и лодыжками, маленькими круглыми головами, полностью лишенными волосяного покрова. На их спокойно-тупых лицах не было никакого выражения. Финнерак, молчавший почти всю дорогу — он явно чувствовал себя не в своей тарелке и часто с тоской оборачивался в сторону Шанта — теперь бросил на Этцвейна торжествующий взгляд: очевидно, оправдались какие-то его теории в отношении Паласедры.
Миаламбер потребовал у паласедрийца объяснений: «Это творения ваших человеководов?»
«Верно. Хотя, называя генопластику «творением», вы исходите из необоснованного предрассуждения».
«Я — юрист, у меня нет предрассудков».
«Разве юрист не может быть лишен здравого смысла — особенно в Шанте?»
«Почему же, позвольте спросить, особенно в Шанте?»
«Ваша земля богата, вы можете позволить себе всевозможные безрассудства».
«Вы заблуждаетесь! — заявил Миаламбер. — Последнее утверждение позволяет подозревать несостоятельность всех ваших аргументов».
«Наше разногласие несущественно».
Экипаж громыхал в полутьме по булыжной мостовой. Наблюдая играющие мышцами широкие абрикосовые спины, Этцвейн спросил проводника: «Человеководы все еще продолжают разработки?»
«Мы несовершенны».
«А ваши тягловые, гм... существа — тоже совершенствуются?»
«Тягачи отвечают своему назначению. Их исходный генофонд получен от кретинов. Они согласны сотрудничать — подчиняться, если хотите. По-вашему, следовало упустить такую возможность? Справедливее уничтожать кретинов и взваливать тяжелую, примитивную работу на людей, способных думать?» Губы паласедрийца скривились в горькой усмешке: «С таким же успехом можно объявить кретинов высшей кастой и поручить им решение сложнейших задач».
«Прежде чем начнется церемониальный обед, — вмешался Миаламбер, — я хотел бы знать, выращиваются ли в Паласе дре мясные породы людей?»
«Церемониального обеда не будет».
Стуча колесами по булыжнику, экипаж поднялся по эспланаде к постоялому двору. Паласедриец пригласил гостей выйти: «Здесь вы можете передохнуть».
Этцвейн надменно выпрямился: «Вы привезли послов Шанта в портовую таверну?»
«Предпочитаете провести ночь, прогуливаясь по набережной? Или, может быть, вас больше устроит утомительный подъем к замку герцога Шайана?»
«Мы не придаем большого значения формальностям, — объяснил Миаламбер. — Тем не менее, если бы в Шант прибыли послы из Паласедры, их разместили бы в роскошном дворце».
«Вы точно определили разницу между обычаями Шанта и Паласедры».
Этцвейн вышел из кареты. «Пойдемте, — сухо сказал он. — Мы здесь не для того, чтобы добиваться почестей».
Три делегата прошествовали в гостиницу. Дощатая дверь открывалась в узкое полутемное помещение со стенами, обшитыми панелями лакированного дерева. Вдоль стены, над несколькими столами и стульями, мерцали желтоватые светильники.
Навстречу вышел старик в белом головном платке: «Что вам угодно?»
«Мы хотели бы подкрепиться и переночевать. Мы — послы из Шанта».
«Я приготовлю комнаты. Садитесь, вам дадут что-нибудь поесть».
В помещении был еще один человек — худощавый, в сером плаще, сидевший за столом перед миской тушеной рыбы. Этцвейн замер, пораженный знакомым профилем. Человек в сером поднял голову, кивнул, вернулся к аккуратному извлечению рыбных костей.
Этцвейн нерешительно потоптался и подошел ко столу: «Я полагал, что вы вернулись на Землю».
«Таковы были распоряжения Института, — сказал Ифнесс Иллинет. — Тем не менее, мне удалось их опротестовать на основании редко применяемой статьи устава о чрезвычайном положении. Теперь меня снова направили на Дердейн, в несколько ином качестве. Рад сообщить, что меня, таким образом, не исключили из Института».