— Ну же… — снова прошептал тот в предплечье, и Фрэнк, на мгновение прикрыв веки и сглотнув, замахнулся.
Он лишь представлял, как это делать, но не имел понятия ни о силе удара, ни о месте, откуда лучше начинать. Первый замах вышел слишком слабым и смазанным. Лоскуты словно обняли спину Джерарда пониже лопаток и безвольно опали вниз. Тот вздрогнул, белая спина пошла мурашками. «Господи, я будто щекочу его», — с досадой подумал Фрэнк. Сделав поправку на эластичность хвостов и на вес плети, он осмелел. Следующий удар был ощутимее и вернее, Джерард судорожно выдохнул и подтянулся на руках.
— Да… ещё, Фрэнки… Так же…
У Фрэнка всё потемнело перед глазами. Джерард понял… Он понял, потому что тот действовал слишком неопытно. И сейчас он… поддержал его? Встрепенувшись, Фрэнк снова замахнулся: уже смелее, вспоминая правильное движение кистью и предплечьем.
Удары-объятия, точно голодные кожаные змеи, с хлёстким шипением обвивали спину Джерарда, оставляя на ней сначала розоватые, а затем более тёмные алые следы. Фрэнк замахивался, вдохновлённый сладкими стонами-всхлипами Джерарда, и метко отпускал плеть гулять по лопаткам, спине и пояснице, заставляя вздрагивать и подтягиваться на руках к кольцу в потолке. Они оба словно обезумели. Джерард просил «ещё», а у Фрэнка темнело перед глазами от тона этих просьб, какого он никогда прежде не слышал в его исполнении. Голос сводил с ума, забираясь под самую кожу и прокладывая там новые ходы.
Фрэнк очнулся, когда Джерард невыносимо громко и экзальтированно вскрикнул: — Хватит!..
На его спине алое слилось с алым, некоторые росчерки слабо оттенялись россыпью красных точек. Плеть вывалилась из ослабевшей кисти Фрэнка, он рухнул на колени перед Джерардом, обхватывая его руками за бёдра, зарываясь носом в горячие алеющие ягодицы. Его пальцы совершенно случайно задели что-то спереди — такое обжигающее и твёрдое, что Фрэнк широко распахнул глаза от удивления. Джерард не удержал громкого стона, когда его мальчик словно по наитию обхватил изнывающую без внимания, почти готовую излиться эрекцию пальцами и дерзко провёл по ней, будто проверяя — не сон ли это? Джерард никогда прежде не возбуждался от боли. Она приносила удовлетворение — при особом настроении и в разумных пределах, но никогда до этого он не испытывал ничего подобного.
В тот момент, когда он понял, кто же на самом деле за его спиной, его окатило лавиной из множества противоречивых эмоций. От негодования на Ромэна и желания приказать Фрэнку уйти до всепоглощающей, до слёз на глазах, жалости и ненависти к себе. До стыда, нервно разливающегося по щекам. Но потом он словно увидел их со стороны: себя, распятого и совершенно беспомощного, так жаждущего наказания за всё, в чём он виновен. И Фрэнка — наверняка смущённого, испуганного, уже поднявшего на него руку и сделавшего это не так уж плохо для первого раза… И что-то внутри него перевернулось, рухнуло с огромной высоты и разбилось, расплескалось тысячей острых стеклянных брызг. Он обмяк и решил довериться своему мальчику, просто плыть по течению. И в какой-то момент неожиданно сам для себя ощутил свободу и всё приливающее, переплетённое с хлёсткими ударами возбуждение. Он представлял сосредоточенное, раскрасневшееся и чуть вспотевшее широкоскулое лицо Фрэнка, то, как несколько темных прядей наверняка прилипли к влажным вискам, и хотел его всё сильнее, наравне с той невыразимо прекрасной болью, что лишь прибывала.
И сейчас, когда пальцы Фрэнка обхватили его, Джерард почти окунулся в первобытный, без каких-либо границ экстаз, желая лишь одного — кончить и потерять сознание, забыться и забыть. Забыть всё, всё, всё…
Осмелев, Фрэнк задвигал рукой по обжигающему пальцы, невозможно твёрдому члену, ощущая щекой, как трясёт от близости разрядки его любимого. Стоны Джерарда смешались с хрипами и всхлипами, и Фрэнк, теряя рассудок, жадно и с наслаждением впился зубами в напрягающуюся всё больше мышцу ягодицы. Он укусил ещё раз и зализал оба следа-полумесяца языком, заставляя кожу покрыться мурашками и блестеть в неверном свете догорающих свечей в то время, как его рука двигалась, не останавливаясь, по наливающейся эрекции. И единственное, о чём мечтал Фрэнк сейчас, — было видеть лицо Джерарда. Видеть его, раскрасневшегося, с прилипшими ко лбу прядями чёрных волос, видеть, как его тонкие пересохшие губы издают эти невероятные звуки, а острый, словно челнок в ткацком станке, кадык, дёргается, когда тот сухо сглатывает.
Джерард вздрогнул последний раз и начал изливаться. По его телу проходила судорога за судорогой, и Фрэнк счастливо дышал, прижимаясь щекой к искусанной ягодице, пытаясь удержать в скользких пальцах обжигающую пульсирующую эрекцию. Тело Джерарда, подвешенное на чугунных кольцах, как марионетка, словно танцевало, пока окончательно не успокоилось и не обмякло, расслабляясь.