Родной город Софии произвёл на меня самое приятное впечатление. Мне он показался весьма уютным, хотя даже в те годы считался довольно большим. Машин в нём, что бросалось в глаза, было очень мало; в основном по нему все передвигались на велосипедах, по специальным бардовым дорожкам, которые были буквально везде. Вроде банальная вещь, но тогда это меня приятно удивило — я ведь, как уже говорил, никогда прежде не выбирался в другие страны, а там, откуда я приехал… сам знаешь. В первый же вечер София прикатила для меня велосипед — один, разумеется, у неё был, — и по городу я стал передвигаться исключительно на двух колёсах. Проживали же мы в длинном двухэтажном студенческом доме, где на втором этаже у Софии была своя комната в просторном четырёхкомнатном блоке.
В первые дни по утрам мы садились на поезд и ехали в какой-нибудь крупный город. H. — как известно, страна очень маленькая, поэтому на пятый день крупные города закончились; конечно, их можно было посетить ещё раз или отправиться в небольшие селения или, в конце концов, на природу, но, что делать дальше, вопрос решился сам собой: вечером этого дня с нами приключилась небольшая история.
Мы ехали на трамвае. День выдался насыщенным — ноги гудели ужасно. Уже успело стемнеть, и София внимательно смотрела в окно, чтобы не пропустить нашу остановку. Мы должны были выйти недалеко от железнодорожного вокзала и, сев на поезд, вернуться домой. Находились же мы в тот момент в очень известном городе, считавшемся в те годы цитаделью мировой справедливости. Так уж случилось, что остановку Соня просмотрела; наверное, сказалось всё: и темнота, и усталость, и то, что она была немного выпивши. Поняла она это не сразу — к тому времени мы проехали уже, наверное, лишний километр. «Извини, я ошиблась, — неожиданно проговорила она, — сейчас выйдем, и придётся ехать назад». Так мы и поступили: пересели на встречный трамвай и снова упали на сиденья. Однако на следующей остановке мы увидели, что происходит нечто странное: почти все немногочисленные пассажиры повскакивали со своих мест и ринулись к передней двери. «Чёрт возьми, контролёры! — испугано прошептала мне София и потянула за рукав. — Бежим!» И мы побежали. Но у передней двери уже возник затор — в это время были открыты только две двери: эта и последняя, но со стороны той уже быстрыми шагами двигались проверяющие. «Opschieten, klerejunkies!» — закричала София медленно выходившим перед нами людям, но было уже поздно: через секунду передняя дверь захлопнулась, едва не зажав какого-то обрюзгшего парня. В общем, мы попались. Обычно-то мы платили за проезд, но тут, пропустив свою остановку, решили сэкономить — не удалось, отдали кругленькую сумму, иначе оказались бы в участке (в H. с этим было строго).
Да, неприятно, но, казалось бы, что в этом такого — зачем это помнить и к тому же пересказывать? А дело вот в чём: этот незначительный эпизод стал одним из переломных моментов той моей жизни. На пятый день моего пребывания в H. я уже несколько подустал: мы постоянно куда-то ехали или шли, ложились поздно, вставали рано, и, несмотря на то, что все крупные города я уже посетил, в них вполне можно было вернуться и побывать в самых разных местах, в которые в прошлый раз мы просто не успели. Наверное, так бы я и сделал, отложив поездку в L. ещё лет на пятнадцать. Но «механизм» работал, как надо, и не дал мне свернуть с начертанного пути.
Штраф нас очень расстроил, особенно Софию; она чувствовала себя виноватой и всю дорогу домой постоянно материлась. Настолько разговорчивой я её ещё не видел.
— Да ладно, ничего страшного, это всего лишь деньги, — махнул я рукой, но она не унималась.
— Дело не в деньгах, меня бесит, что все в этой стране такие принципиальные! Почему нельзя просто простить? — девушка была сильно раздражена, и я не решился сказать ей, что не виню контролёров, поскольку они просто выполняли свою работу.
— Слушай, — внезапно воскликнула она и просветлела, — мы больше не будем пользовать общественным транспортом. Пошёл он к чёрту! Завтра поедем автостопом! Ну что, как тебе идея?!
Предложение мне очень понравилось, и я похлопал Соню по плечу. Настроение её немного улучшилось, но всё равно она то и дело что-то сердито бормотала на своём языке. В общем, справедливость она ставила выше закона.