— Was ist los? Kann ich Ihnen helfen? — услышали мы его голос.
— Ja, Herr, velen Dank! — моментального отозвалась София и, тотчас подбежав к нему, стала что-то объяснять ему по-немецки; потом они стали говорить попеременно; наконец, она обернулась и поманила меня рукой: — Всё, я договорилась, пойдём!
Я быстро залез вслед за Софией на широкое заднее сиденье и поздоровался с водителем. Это был человек лет сорока пяти, в сером деловом костюме, в очках, с русыми прилизанными волосами и хитрым весёлым взглядом. Он оказался весьма разговорчив и, непрестанно улыбаясь, в первые минуты пути задал нам довольно много вопросов, в основном, конечно, Соне. В частности, когда он узнал, откуда я пожаловал, то сразу же поинтересовался: «Когда было лучше: тогда или теперь?» Как позже выяснилось, наш благодетель являлся сотрудником какой-то немецкой компании и в L. ехал по делу: рано утром там должны были состояться переговоры, и он решил отправиться накануне, чтобы, во-первых, не опоздать, а во-вторых, хорошо выспаться. Кстати, машина была не его, а принадлежала компании.
Опустились сумерки. Мы летели по пустому автобану, стремительно приближаясь к столице L. Прислонив голову к спинке заднего сиденья, я с волнением смотрел в окно, правда, картина там почти не менялась: по обеим сторонам дороги были видны только деревья; но — этого мне было достаточно. Они словно гипнотизировали меня, эти деревья, постепенно превратившись в сплошную тёмно-зелёную полосу. «Ещё чуть-чуть — и я дома», — мелькнула неожиданная мысль, но вместо того, чтоб удивиться, я вдруг расплылся в широкой улыбке. «Ну наконец-то, — пришла ещё одна, — давно, однако, я вас не видел». Мне захотелось смеяться — смеяться так, как смеются от радости, чуть ли не со слезами, — и, едва сдерживаясь, я повернулся к Софии, чтобы, заговорив с ней, выйти из внезапно наступившего безотчётного состояния — но, к своему счастью, не успел. Всё дальнейшее пронеслось в течение считанных мгновений, а может быть, даже одного, — того мгновения, во время которого не успел бы пролиться опрокинувшийся кувшин с водой…
Я увидел ту самую дорогу: я ехал в L., ехал много лет назад, и мимо меня проносились те же самые деревья. На душе было спокойно; казалось, что что-то, наконец-то, закончилось — и теперь всё! теперь уже никто ничего не посмеет у меня отнять: ни мою жизнь, ни моих близких, ни мой дом… Да, я давно не видел не только эти деревья!.. Но пока передо мной были только они, и я упивался прохладным майским воздухом. Вечерело.
Потом я увидел улицу. Тёмные двухэтажные дома с небольшими балкончиками и двумя окнами на первом этаже, между которыми располагалась входная дверь. Здания стояли стена к стене, вплотную друг к другу, а перед ними лежали каменные клумбы. В клумбах росли розы: белые, жёлтые, красные… Было уже достаточно темно, и почти во всех домах горел свет. Я быстро шагал по улице, но, подойдя к одному из домов, неожиданно остановился. В его окне я увидел женщину, она стояла неподвижно, прислонив пальцы к стеклу, и внимательно смотрела на меня. Я улыбнулся, она улыбнулась в ответ — и тогда я побежал. Я быстро распахнул дверь этого дома и очутился в узком коридоре, ведшем в большую освещённую гостиную. В ней, прямо в центре, стоял длинный стол, устланный кружевной белой скатертью, накрытый, как на великий праздник. Рядом с ним хлопотали несколько человек. Услышав, что отворилась входная дверь, они дружно повернулись в мою сторону: кто-то добродушно рассмеялся, кто-то закрыл лицо руками. В зале были и другие люди — я слышал их весёлые голоса… И тут я не выдержал — и слёзы потекли по моим щекам… Голоса смешались в один сплошной шум, а свет из гостиной стал нестерпимо ярким. Больше я ничего не мог рассмотреть и только рыдал, уставившись куда-то в пустоту.