С труппой Оцеанос Леня успел себе сделать в цирке имя. Его и после армии продолжали звать Оцеаносом. Впрочем, это имя претерпело некоторую метаморфозу. Возможно, для немца фамилия «Оцеанос» привычна, но для русского человека труднопроизносима и еще хуже запоминаема. Незаметно буква «ц» уступила место букве «к», поскольку «океан», положенный в основу новой фамилии, известен каждому. И получилось — Океанос.
Артистическая братия — и не она одна! — в те времена на юге бурно колобродила, и демобилизованные Океанос и Хундадзе пытались навести в цирках кое-какой порядок.
Энергичного Океаноса то и дело выдвигали на руководящие должности. Когда «товарищества на марках» делили выручку, то он, открывая симпозиум, клал перед собой наган, а уж потом переходил к повестке дня. На случай особо оживленных прений Хундадзе становился рядом с берданкой через плечо.
Не имея первое время своего номера, Океанос выступал в чемпионатах французской борьбы.
Цирковые борцы, в отличие от спортивных, делились не на весовые категории, а на амплуа: любовник, комик, национальный атлет, техник, а также разного рода «маски» — красная, черная и даже «маска смерти». Без такой инсценировки никто бы на борьбу в цирк не ходил.
Особым успехом всегда пользовались «свои».
И вот Океанос, одетый матросом, сидел до поры до времени в зрительном зале. Когда же арбитр приглашал желающих попытать счастья во встрече с любым из профессионалов, Океанос вставал с места и припечатывал очередного соперника к ковру.
Цирковой публике он был представлен тогда не под своей фамилией и не под псевдонимом, а как «Неизвестный матрос».
Однажды «матроса» назначили директором Ростовского цирка, но он позволил себе обвенчаться в церкви, вследствие чего вынужден был переключиться с руководящей деятельности исключительно на творческую.
Набожная женщина, полюбившая Неизвестного матроса, в отличие от него, принадлежала к семье цирковой.
Иван Митрофанович Безкоровайный — жокей, наездник, исполнитель номера «Скачки с препятствиями» — женат был на Розалии Баланотти, наезднице и укротительнице львов.
Работая в основном на юге России, они построили в Феодосии каменный цирк. Но от случайно упавшей на сено спиртовки, перед которой завивалась одна из артисток, цирк вспыхнул, и ничего из его хозяйства спасти не удалось.
Иван Митрофанович такого удара перенести не смог, но фамилия «Безкоровайный» еще долгие годы звучала на манеже. Из пятерых его дочерей четыре прожили в цирке большую жизнь, выступая как наездницы, дрессировщицы, акробатки, эквилибристки и непременные участницы пантомим.
Капитолина Ивановна, ставшая женой Океаноса, настолько хорошо танцевала и пела, что однажды, перешагнув барьер манежа, два года блистала в Ростовской оперетте в амплуа каскадных.
Известный комик Бенский до конца дней своих с умилением вспоминал об этом.
Но недаром английский юморист Джакобс сказал: «Пастух может стать министром, моряк — проповедником, но циркач остается циркачом».
И гротеск-наездница вновь оказалась на коне.
Океанос создал с ней один за другим несколько номеров: «Воздушная рамка», «Перш», «Переходная лестница». Они взяли помимо прежних учеников новых, выпустив групповые номера «Подкидные доски», «Воздушный полет» и «Русскую тройку». В скором времени Океанос имел 7 (семь!) номеров, и все — первоклассные!
Это — не считая того, что он выходил еще Белым клоуном и, форсируя звук, как тогда было принято, учинял партнеру допрос:
— Кто вы такой?..
— Сын своего папы.
— А кто ваш отец?
— Покойник.
— А кто он был раньше?
— Живой…
Выступая в нескольких номерах и подобных репризах, Океанос успевал еще в третьем отделении бороться — теперь уже под своим именем.
Однажды, работая в Минске, он получил предложение выступить в столице, что во все времена считалось для артиста великой честью. Поехал он в Москву не со всеми номерами, а только с одним.
Об афише, где он был единственным русским номером, я уже упоминал.
А через четыре года Океанос привез в столицу «Подкидные доски». В этом номере выступал и Коля. Однако артистический директор Госцирков Вильям Труцци участия детей в представлениях не допускал, и юного Ольховикова Москва тогда узнать не смогла.