Пегги быстро узнала, что Лэнг любит вздремнуть после обеда, и, сидя за своим столом в приемной, сторожила дверь в кабинет, чтобы продюсер, если он вдруг вздумает навестить сценаристов, не застал Лэнга спящим.
Таковы уж в Голливуде отношения между сценаристом и его секретаршей, что через две недели Лэнг знал всю (как она утверждала) биографию Пегги, а она выведала о нем значительно больше, чем ему хотелось бы.
Пегги рассказала ему о своем замужестве. Ее муж, солдат, через месяц после свадьбы был отправлен на Алеутские острова и вернулся только через два года. Брак оказался неудачным — она поняла это еще до отъезда мужа. „Все бывает“, — коротко заявила Пегги и с откровенностью, заставившей Лэнга краснеть, объяснила причины разрыва с мужем.
Через месяц после приезда Лэнга в Голливуд его перевели в коттедж недалеко от студии, так как в помещении для сценаристов начался ремонт. В свое время этот коттедж служил артистической уборной для одной из голливудских кинозвезд. Проходя сейчас по улицам Нью-Йорка, Лэнг пытался вспомнить, кому он принадлежал — Гленну Форду или Рите Хейуорт. „Впрочем, какое это имеет значение?“ — вдруг спохватился он.
Даже по голливудским нормам коттедж был отнюдь не уборной, а целой квартирой (причем совершенно изолированной) с кухней, спальней, ванной комнатой. Когда наступило время послеобеденного отдыха и Лэнг, сняв ботинки, растянулся на кровати, в спальню вошла Пегги и улеглась рядом с ним. Она видела своего бывшего мужа, сообщила Пегги. Он хотел, чтобы Пегги вернулась к нему, но она не дура.
Посматривая на Пегги, Лэнг заметил, что она производит впечатление здоровой девушки. Конечно, подтвердила та. Целый день она может работать в студии, а потом всю ночь танцевать буги-вуги в „Палладиуме“.
— Но чем же плох оказался ваш муж? — поинтересовался Лэнг. Она показала ему любительский фотоснимок. Типичный футболист.
— Я же рассказывала вам, — пояснила Пегги, — что с ним было страшно скучно.
Лэнг засмеялся, а когда она посмотрела на него своими черными глазами, пообещал:
— Ну, со мной-то, надеюсь, вам не будет так скучно…
Открыв сейчас на стук Лэнга дверь своей квартиры на втором этаже, Пегги коротко сказала:
— А, мистер Л.!
— Он самый. Я помешал тебе?
— Если ты хочешь спросить, не прячу ли я любовника под кроватью, то могу ответить: нет.
Лэнг вошел в квартиру, небрежно, словно у себя дома, сбросил пальто и шляпу и взглянул на Пегги.
— А почему бы и нет?
— Я знаю, кто мне платит жалованье, — ответила Пегги, когда Лэнг опустился в кресло.
— Так я тебе и поверил!
— А ты знаешь, я иногда чувствую себя очень одинокой в этом огромном городе, и мне хочется дожить до того дня, когда я буду встречаться с какими-нибудь другими людьми, а не только с надутыми кинознаменитостями, которые приходят на твои приемы, и ребятами, посещающими кафе, где я бываю. С ними каши не сваришь.
— И никто тебе не звонит?
Пегги отрицательно покачала головой.
— Хочешь выпить? — спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила: — Сейчас налью.
— Сегодня я намерен напиться до потери сознания и приглашаю тебя составить мне компанию, — заявил Лэнг.
— Что тебя беспокоит?
— Так много, что я вообще удивляюсь, как еще могу беспокоиться.
— Комиссия?
— Меня снова вызывают.
Пегги резко повернулась к нему и с удивлением воскликнула:
— Да не может быть!
— Представь себе. На восьмое декабря.
Пегги сочувственно кивнула, налила коньяку в два больших фужера, которые он ей когда-то подарил, и передала один из них Лэнгу.
— К тебе не заглядывали на днях какие-нибудь визитеры? (Пегги сделала отрицательный жест). Два симпатичных мальчика в стандартных двубортных костюмах из магазина фирмы „Братья Брукс“ с опознавательными значками в карманах?
— Что ты хочешь сказать? — спросила Пегги, хотя прекрасно знала, о чем говорит Лэнг.
— Они были у меня.
— ФБР?
— Они самые, — ответил Лэнг и, выпив залпом коньяк, снова протянул ей фужер. Пегги встала, принесла бутылку и поставила на столик рядом с его креслом.