— Спасибо, синьор, хоть за второе место.
Глядя на Энн, Берт продолжал:
— Зэв думает, что он сможет выступать для другой фирмы. Позволь мне сказать тебе, Энн, что это не так. У меня широкие связи в деловых кругах. Ни одна порядочная фирма сейчас его не возьмет.
— Ты так думаешь? — воинственно опросил Лэнг.
— Да.
— Но мой антрепренер рассуждает иначе.
— Он просто хочет оправдать свою десятипроцентную комиссию; от его рассуждений дурно попахивает. Как любой другой человек, я против инквизиции и запугивания, но факты остаются фактами.
— Ты хочешь сказать, что факты — упрямая вещь?
— Вот именно.
— Осторожнее, — насмешливо заметил Лэнг. — Ты цитируешь Владимира Ильича Ленина.
— Да?! — растерялся Флэкс.
— Вы упомянули тут о конституции, сэр, — сказал Уивер, не поднимая головы от своей тарелки, над которой он сидел в молитвенной позе. — Я хочу привести еще одну цитату, которая, возможно, окажется полезной. Судья Юз заявил: «Конституция на бумаге — одно, а в интерпретации судей — совсем другое».
— Верно, — ответил Лэнг. — И за дела Барского и «Десятки из Голливуда», если этих людей, вообще, осудят, Верховный суд выпорет комиссию.
— Может быть, вы и правы, но я бы не очень полагался на это.
— И я тоже, — проговорила Энн, обращаясь к адвокату и Берту Флэксу. — Но Фрэнк поступит так, как он считает нужным. Если он найдет необходимым заявить комиссии, что презирает ее, пусть поступает по-своему. Такой уж он человек.
— Мадам, — напыщенно обратился к ней Лэнг. — Если бы вы, а не этот торгаш касторкой сидели рядом со мной, я бы поцеловал вам руку! Но я скорее провалюсь в преисподнюю, чем соглашусь лизать ему пятки.
— Фрэнк! — воскликнула Энн. Уивер нахмурился.
— Зэв, — снова заговорил Берт. — Мы уклоняемся от темы. При всем своем уважении к Джеймсу я все же полагаю, что мы не должны касаться юридической стороны дела. Я бизнесмен.
— И я тоже, если ты об этом раньше не знал, — заявил Лэнг.
— Ты — человек творческого труда… Меня беспокоит вот что: во-первых, политиканы, с которыми мы имеем дело. Я знаю эту породу. Законы их не интересуют. Им нужны голоса избирателей, реклама, возможность набить себе карманы. «Красная проблема» представляет для них нечто такое, что можно использовать для достижения всех этих целей…
— Берт прав, — перебил его Уивер. — Вы должны иметь в виду и общественное мнение.
— Ты знаменитость, Зэв, — продолжал Берт, — и нравится это тебе или нет, но твое существование зависит от того, что думает о тебе публика. Она дает тебе средства. Если вся эта история не окончится благополучно — ты конченый человек. Я это знаю. На радио тебя никто не пустит, ни одна твоя пьеса не пойдет, ни одна книга не будет напечатана, и во всей стране на найдется газеты, которая согласится взять тебя хотя бы в разносчики. Таковы факты.
— Красные становятся у нас весьма непопулярны, — заметил Уивер, продолжая «молиться» над своим супом.
— Извините, что вы сказали? — обратился к нему Лэнг.
— Это я должен извиниться перед вами, — ответил Уивер. — Меня совершенно не интересуют ваши политические убеждения. Я беспокоюсь только о правах, которые предоставляют вам наши законы.
— Зэв — не красный, — сказал Флэкс, румяное лицо которого слегка побледнело.
— Я не сомневаюсь в этом.
— В прошлом, в Испании, Лэнг, видимо, общался со всякими странными людьми, — со смехом продолжал Флэкс, — но он, бедняга, демократ рузвельтовского толка, а Рузвельт мертв.
— Знаете, друзья мои, — заявил Лэнг, — я хочу, чтобы вы раз и навсегда поняли одно. Я не намерен воспользоваться услугами мистера Уивера (он поклонился в сторону адвоката) и не нуждаюсь в сонетах Берта. Но я уважаю вас обоих и ценю вашу очевидную заинтересованность в моем благополучии.
— Берт не хотел… — начала было Энн, но Лэнг не обратил на нее внимания.
— У меня есть какое-то достоинство и некоторое уважение к себе, и я намерен сохранить их. Прежде чем я унижусь перед этими негодяями… Черт возьми! — внезапно воскликнул он. — Да вы когда-нибудь слышали их выступления в Капитолии! И прения, в которых они участвуют? Боже мой, да если бы кто-нибудь захотел дать народу представление о нашей демократии, ему нужно было бы только поставить микрофоны в палате представителей в сенате и транслировать заседания по радио. Через неделю у нас произошла бы революция!
Рассматривая суп в своей тарелке, Флэкс тихо заметил:
— Сегодня вечером, по дороге к тебе, мы с Джеймсом слушали радио в автомобиле. — Он поднял глаза. — На что, по-твоему, намекал Митчел?