— Фашисты искали нас, — заметил Буш.
— Надеюсь, они уже не будут вас больше искать, когда мне придется возвращаться, — нервно отозвался Герберт Мэттьюс, корреспондент «Нью-Йорк тайме». Он приезжал проводить их и отправить свое очередное сообщение.
Ночью, опустошив немалое количество бутылок, Буш, Блау и еще двое волонтеров перепели все известные им песни испанских республиканцев и английские песни…
Просыпаясь на рассвете, Бен всегда чувствовал себя неважно, а на этот раз он поднялся в особенно мрачном: и подавленном настроении. Он снова вспомнил Джо и решил съездить в Филадельфию повидать Нелли Пиндик — девушку, которой Бен отправил письмо сразу же после смерти друга. Нельзя же ограничиваться сухим официальным извещением: «С прискорбием сообщаю, что сержант Джозеф Фабер сего числа пал смертью храбрых в бою с фашистами». Нужно обязательно навестить аевушку. «Боже! — подумал Бен. — Как любил ее Джо!»
Проснулся Буш. Сел, почесал затылок, что-то проворчал. Бен услышал свой голос:
— А знаешь, Эд, в Испании мне казалось, что ты не очень-то высокого мнения обо мне. «Черт возьми, — подумал он, — я заговорил в точности как Лэнг!»
— Наоборот, — ответил Буш. — Для журналиста ты воевал совсем неплохо.
В купе вошел Пеллегрини.
— А, ненавистник интеллигентов! — воскликнул Бен, рассмешив Буша.
— Чем тут занимается начальство? — поинтересовался Пеллегрини.
— Да, собственно, ничем, — ответил Буш, вставая. — Пойду в передние вагоны. В какую сторону идти? — Пеллегрини пальцем показал ему через плечо, и Буш ушел.
Тони обвел глазами купе и, погладив сиденье, воскликнул:
— Недурно! Вы бы поспали с пролетариатом — в третьем классе. Я провел ночь на багажной полке. Красный плюш, — заметил он, усаживаясь, — мой любимый цвет.
Они помолчали.
— Тони, ты коммунист? — поинтересовался Бен.
— Конечно.
— Почему конечно? — с некоторым раздражением спросил Бен.
— А почему не конечно? — воинственно ответил Тони. — Кем я должен быть, по-твоему?
— Я сам думаю вступить в партию, — сказал Бен, не отвечая на его вопрос.
— Почему?
Бен взглянул на приятеля.
— Потому.
— Ну и причина, нечего сказать! — Тони любил паясничать, но на этот раз он говорил очень серьезно.
— Джо был членом партии. Ты тоже коммунист, а вы оба люди, которых я уважаю и которыми восхищаюсь.
— Это тем более не причина, товарищ.
— Точнее — не единственная причина, — ответил Бен. — Ясно как дважды два четыре, что коммунисты были в Испании главной движущей силой, да и не только в Испании — они сейчас главная движущая сила во всем мире.
— Движущая сила чего? — спросил Пеллегрини.
— Всего, во что я, кажется, уже давно верю. — Бен взглянул на Тони. — Ты дашь мне рекомендацию?
— Подумаю, — ухмыльнулся Пеллегрини. — Почему бы тебе не навестить меня в Нью-Йорке, если у тебя не изменится настроение?
Пока происходил этот разговор, поезд с добровольцами уже приближался к парижским пригородам. Но в город его не пропустили, направив по окружной дороге. Французы питали к Испании горячую симпатию, однако они не смогли заставить свое правительство разрешить волонтерам сделать остановку в Париже и принять участие в митинге, организованном в их честь. В лице ста пятидесяти международных «коммунистических гангстеров» правительство Даладье, очевидно, видело серьезную угрозу своему существованию.
Добровольцы немало потешались над этим вместе с Бертом Джонсоном, парижским представителем организации «Друзья батальона имени Авраама Линкольна». Джонсон сел в поезд на одной из сортировочных станций и передал волонтерам несколько тюков с пальто — дар французских профсоюзов.
Американцы находили, что выглядят довольно забавно в этих европейских пальто, но они, по крайней мере, прикрывали их странные костюмы, полученные в Риполле в ночь накануне отъезда. Бен видел в этом подарке ободряющее свидетельство того высокого уважения, с которым относились к ним французские рабочие, потерявшие тысячи своих лучших сынов в Мадриде зимой 1936/37 г.
Представители французского трудового народа встречали состав на всем пути его следования — на станциях и просто в полях. Увидев поезд, они поднимали руки со сжатыми кулаками — знак приветствия борцов Народного фронта. Трудно было понять, как они узнавали, кто находится в поезде и когда он должен пройти тот или другой пункт.