И в то же время…
Почему старые мастера ценят настоящих фанатов? Потому что они болеют за родную команду не «за то, что…», а «вопреки».
Вера — краеугольный камень отношений игроков и болельщиков. Возможно, антибол — просто недостаточно давний вид спорта, чтобы воспитать правильное поколение фанатов. Но всё впереди.
Это договор: вступая в команду, игроки обязуются не разочаровывать болельщиков. А те, в свою очередь, должны оставаться преданными интересам любимой команды, и в горе и в радости.
Кстати, о радости.
Пока я приближался к полю, исходящий оттуда шум становился всё громче.
МЫ ЗАДНИЦЫ ВСЕГДА! МЫ ЗАДНИЦЫ ВСЕГДА! ПУСТЬ БУДЕТ ТАК, ПУСТЬ СДОХНЕТ ВРАГ, МЫ ЗАДНИЦЫ ВСЕГДА!
Выйдя под неусыпное и неумолимое око Люцифера, я застыл.
Обнявшись — кто чем мог — ребята прыгали по траве.
Цыплёнок Кунг-Пао застыв неподалёку, безуспешно заламывал крылышки, призывая игроков к порядку.
Прыгали все. Даже Руперт на этот раз принял участие в общем веселье — его одноглазая рожа выражала полнейший восторг, нос хищно топорщился, а чёрные кудри взлетали и опадали в ритме кричалки.
Краб Ролло служил чем-то вроде новогодней ёлочки, вокруг которой любит водить хороводы наивная детвора…
Они никогда не побеждали, — сказал Лука Брази. — По крайней мере, в этом составе.
К сожалению, придётся мне побыть ложкой дёгтя. Терпеть этого не могу.
Громко хлопнув в ладоши, я привлёк к себе внимание игроков.
Некоторых из них.
Как всегда, первым опомнился чуткий Тарара, за ним остановилась Андромеда. Слегка попинав тех, до кого могла дотянуться, она показала подбородком в мою сторону.
А из неё может получиться неплохой капитан, — мелькнула непрошенная мысль.
— Радуетесь, да? — спросил я.
— Мы победили, — пожал плечами Руперт. — Так какого хрена?
— А вам не приходило в головы, что победа эта — ненастоящая?
Зря я сформулировал именно так. Но переигрывать поздно.
— Что вы хотите этим сказать, тренер?
— Как же так, тренер?..
— Нам же засчитали гол, который забил Тарара! — укоризненно попеняла мне Андромеда.
Я кивнул.
Это правда.
Перечеркнув все голы, забитые командой Законников, и — как мне кажется, в пику их громким протестам по этому поводу, — мастер Скопик взял, да и присудил нашей команде тот гол, что забил троглодит!
Я не стал спорить. И не потому, что не привык спорить с судьёй. В тот момент я настолько охренел, что потерял дар речи.
И пока я вспоминал, как правильно пользоваться языком и лёгкими, нам присудили победу. Один-ноль в нашу пользу.
Мы заработали три очка!
Тарара забил гол в то время, как игра была остановлена, — напомнил я ребятам. — Это почти то же самое, что офсайд. Мы нарывались на штрафной, бляха медная, а вместо этого получили победу!
— А что такое штрафной?
— И офсайд?
Я закатил глаза.
— Идём к воротам. Что? Убрали? Почему?.. А, хрен с ними. Ролло, встань сюда, ты будешь ворота. Теперь нужен мяч. Кунг-Пао, принеси… Как, ты уже? Спасибки.
Я осторожно приблизился к косматому, как медведь после спячки, мячу. И такому же сердитому.
Тот подпрыгивал на месте, широко разевая пасть — я надеюсь, это он так зевает, а не собирается позавтракать кем-нибудь из игроков…
— Ахиллес и Андромеда, вы будете игроки одной команды. Руперт, Гефест и Мануэль — другой. Я буду бомбардиром…
С опаской заглянув мячу в пасть, я аккуратно подцепил его на носок бутсы.
Талант не пропьёшь, — сказал Лука Брази.
И хотя одно время я очень старался опровергнуть данную истину, результата не достиг. Мяч всё ещё меня слушался.
— Ух ты-ы-ы, — протянул Тарара. — Тренер приручил мяч!
— Фиг там, — откликнулся Руперт. — Он просто чем-то намазал свои бутсы.
— Не несите пургу, — осадила их Андромеда. — Приручить мяч невозможно. А если намазать бутсы… Безногого Чарли помните? Вот то-то же.
Я не заметил, как увлёкся.
После трёх лет, когда я ЗАПРЕЩАЛ себе подходить к мячу…
Врачи сказали: никаких имплантов. Тефлоновые мениски не помогут мне снова играть.
Поищите другую работу, — советовали они. — Желательно, сидячую, в тёплом помещении без сквозняков.
— А теперь… Отрабатываем положение «офсайд». Тарара, — я послал пас троглодиту. — Веди мяч к воротам.
Когда я вышел за пределы стадиона, Задница едва коснулся горизонта. По местным меркам — раннее утро.