Нет сомнения, что распространяемый от имени наиболее почтенного во всем христианском мире апостола Апокалипсис произвел на Церкви Азии весьма сильное впечатление. Многие подробности, ныне сделавшиеся неясными, были совершенно понятны современникам. В этих смелых предсказаниях близкой катастрофы не было ничего неожиданного. Не менее категорические слова, приписываемые Иисусу, распространялись постоянно и всеми принимались. Сверх того, в течение года события, совершавшиеся в мире, казалось, удивительно подтверждали все сказанное о смерти Гальбы и вступлении на престол Отона. Затем каждый день приносил какое-нибудь явное указание на разложение империи: бессилие Отона заставить признать себя всеми провинциями; Вителлий, отстаивающий свои титул вопреки Риму и Сенату; два кровопролитных сражения при Бедриаке; Отон, в свою очередь всеми покинутый; бой на улицах Рима, пожар Капитолия, который был зажжен сражающимися, откуда многие заключили, что Риму уже пришел конец, — все это должно было представляться удивительным подтверждением зловещих предсказаний Пророка. Разочарования начались только со взятием Иерусалима, с разрушением храма, с окончательным утверждением династии Флавиев. Но религиозное верование никогда не разрушается несбывшимися ожиданиями; сверх того, книга была темной, допускала во многих пунктах самые различные толкования. И уже немного лет спустя после ее появления старались отыскать во многих из ее глав смысл, совершенно отличный от того, какой в них вкладывал сам автор.
Автор заявлял, что Римская империя не восстановится и что иерусалимский храм не будет разрушен. По этим двум пунктам надо было найти какие-нибудь увертки. Что касается вторичного появления Нерона, то от этого не так скоро отказались. Еще при Траяне простой народ упорно верил, что Нерон вернется. Долго в народе хранилось воспоминание о числе зверином; один вариант этой аллегории распространился даже в западных странах, приспособившись к латинским цифрам: в некоторых экземплярах вместо 666 значилось 616, что соответствует латинской форме Nero Caesar (еврейский N, ноуд, значит 50).
В течение трех первых веков общий смысл книги сохранялся, по крайней мере, для некоторых начитанных людей. Автор сивиллиной поэмы, относящейся приблизительно к 80 году, если сам не читал пророчества с острова Патмос, то слыхал о нем. Он живет в мире совершенно таких же идей. Он знает значение шестой чаши. Для него Нерон является Анти-Мессией; чудовище бежало за реку Евфрат; оно вернется с тысячами воинов. Автор Апокалипсиса Ездры (произведение, которое определенно относится к 96,97 или 98 году) заметно копирует Апокалипсис Иоанна, прибегает к его символике, к его определениям, пользуется его языком. То же можно сказать о Вознесении Исайи (произведение II века), где Нерон, воплощение Велиала, играет роль, доказывающую, что автор имел понятие о числе зверином. Авторы сивиллиных поэм эпохи Антонинов равным образом вникают в загадки произведения Апостола, заимствуют из него утопии, и даже в том числе относящуюся к возвращению Нерона, решительно уже обветшавшую к тому времени. Св. Иустин, Мелитон, по-видимому, были почти вполне ознакомлены с этой книгой. То же можно сказать о Коммодиане, который (около 250 года) примешивает к своему толкованию элементы иного происхождения, но который ни на минуту не сомневается в том, что Нерон-Антихрист должен восстать из ада, чтобы вступить в последний бой с христианством, и который понимает разрушение Рима — Вавилона совершенно так же, как его понимали за двести лет до него. Наконец, Викторин из Петтау (умер в 303 году) комментирует Апокалипсис с довольно верным пониманием. Он прекрасно знает, что воскресший Нерон есть истинный Антихрист. Что касается числа звериного, то оно было, вероятно, забыто до конца II века. Ириней (около 190 года) грубо заблуждается по этому поводу, как и по многим другим пунктам первостепенной важности, и вместе с ним открывается серия химерических комментариев и произвольного символизма. Некоторые мелкие частности, как, например, значение Лжепророка и Армагеддона очень скоро были забыты.
После примирения между государством и Церковью, в IV веке, значение Апокалипсиса было сильно поколеблено. Греческие и латинские ученые, уже не отделявшие судьбы христианства от судьбы империи, не могли признать боговдохновленной столь мятежную книгу, в основе которой лежит ненависть к Риму и предсказание конца его царства. Почти вся просвещенная часть Церкви Востока, получившая воспитание в эллинском духе, питает отвращение к сочинениям тысячелетников и иудео-христиан и объявляет Апокалипсис апокрифической книгой. Но книга эта уже заняла в Новом Завете, греческом и латинском, столь сильную позицию, что ее невозможно было из него изгнать. Для того, чтобы освободиться от затруднений, которые она вызывала, пришлось прибегнуть к экзегетическим уловкам. Однако очевидность была подавляющая. Латинцы, менее восстановленные против учения тысячелетников, нежели греки, продолжали отождествлять Антихриста с Нероном. До времени Карла Великого в этом отношении руководствовались некоторого рода преданием. Св. Беат из Лиебаны, комментировавший Апокалипсис в 786 году, утверждает, правда, допуская в этом отношении много непоследовательностей, что Зверь, о котором говорится в главах XIII и XVII и который должен, вновь появиться во главе десяти царей с тем, чтобы уничтожить город Рим, есть Нерон-Антихрист. И даже у него есть один такой момент, где он всего в двух шагах от принципа, который в XIX веке привел критиков к истинному вычислению императоров и к определению времени сочинения этой книги.