- Я так понимаю, деньги тебе не нужны?
Его голос, низкий и хриплый, вызывает у меня дрожь.
- Почему ты так решил?
Морис неспешно поправил свои перчатки из тонкой черной кожи.
- Потому что ты можешь себе позволить инъекции, блокирующие твои мысли от чтения. Учитывая цену препарата, уверен, обеспечена ты неплохо.
***
- Угадал, - тихо ответила я и подалась вперед. Я хочу почувствовать, чем пахнет его кожа.
Глупая, глупая Морган.
Я не увидела его движения. Но ощутила резкую боль, когда вамп сжал мои волосы, намотав их на свою руку. Я зашипела, но и не подумала отстраниться.
- Не касайся меня, - сказал Морис. Голос его звучал совершенно спокойно, но хотела бы я поглядеть на того, кто ослушается этого мужчину.
А кожа его пахнет ладаном, медом и темной смолой.
Той самой, что выделяется агаровым деревом, когда оно заболевает.
Тебя что-то гложет, Морис?
Я не могу задать ему этот вопрос. Я лишь покорно опускаю взгляд.
И почти забываю, как дышать, когда Морис скозь кружево белья касается нежной плоти между моих ног. Его пальцы затянуты в жесткую кожу, и я едва сдерживаю стон.
Я готова принять его. Морис, без сомнения, понимает это, и на его лице отражается злость.
Почему?
Рука вампа скользит выше, сжимает мою грудь, почти причиняя боль. Вдруг его пальцы замирают - и вновь касаются моих ребер. Не глядя, он невероятно точно очерчивает контуры лилий, нарисованных на моей коже.
Я поднимаю взгляд — и вдруг вижу его глаза слишком близко. В следующее мгновение Морис принуждает меня еще сильнее запрокинуть голову, и его клыки впиваются в мою шею.
***
Это было невероятно странное ощущение. Никто не может быть так близок, как близок сейчас мне этот странный вампир с волосами цвета меди, не спросивший даже моего имени. Возможно, белки в его слюне каким-то невероятным образом на меня не действовали, и я чувствовала боль. Но какая, нахрен, разница?
Я готова была простить Морису все. Разве он пил мою кровь, мою жизнь? Нет. Он забирал мои страхи и мои слабости.
Вамп мягко провел рукой по моей спине, поддерживая. И вовремя — иначе я попросту соскользнула бы с дивана. Силы меня покинули. Но в остальном, я осталась собой.
Морис провел языком по ранкам на моей шее, и я вздрогнула. Это был невероятно порочный жест. Более интимный, чем секс.
Я вздохнула и посмотрела в янтарные глаза.
- Так вот как вы обманываете нас? Заставляете думать, что делаете человека совершеннее?
Отстранившись от меня, Морис отер губы, испачканные моей кровью, тыльной стороной ладони. Кажется, вамп даже улыбался.
***
- Чистая кровь. Это хорошо.
Я решила, что могу воспринять это как комплимент.
- Да. Наркотики я тоже не употребляю.
Я поднялась на ноги и потянулась, с удовлетворением заметив, как потемнел взгляд вампа, прикованный к изгибам моего тела.
Я медленно касалась себя там, где не так давно были его руки. Мне хотелось остаться с Морисом, чтобы видеть этот темный голод в его глазах. И мне нравится вид моей крови на его коже.
Склонившись вперед, я почти коснулась испачканной щеки вампа, но вдруг он притянул меня к себе, и я понять не успела, как оказалась на коленях Мориса, спиной к нему.
Рука вампа легла на мое горло, сдавливая весьма ощутимо.
- Я сказал: не прикасайся ко мне, пока я не разрешу. Это понятно? - горячее дыхание опалило мою шею.
- Разумеется, - выдохнула я.
Его губы едва касаются ран на моей шее.
- Через неделю. Здесь же.
Когда Морис ушел, я закинула ноги на подлокотник дивана и с аппетитом подкрепилась вином и мидиями, думая о том, как это, оказывается, сексуально — мужчина, умеющий отдавать правильные приказы.
***
Оказавшись вновь в гримерке, я подошла вплотную к высокому зеркалу. Убрав волосы, я изогнула шею, чтобы рассмотреть раны на шее. К моему удивлению, повреждения, нанесенные клыками Мориса, были заметны уже гораздо меньше, чем должны были бы. Значит, белки все же подействовали.
Я чувствовала себя… хорошо. Расслабленной и удовлетворенной, как после отличного секса.
Я принялась медленно одеваться, размышляя о чувствах, которые вызвал у меня Морис.
Узкая юбка из черной кожи (почти такой же тонкой, как кожа перчаток Невилла) и серый топ с принтом в виде заключенной в золотую раму картины - «Рождение Венеры» Боттичелли. Прекраснейшая из богинь кисти великого мастера выглядела необыкновенно хрупкой, нежной.
Это полотно вряд ли мог написать вампир. О нежности им ничего не известно, как гласит официальное мнение. Но Морис меня сегодня удивил. Он не был ласков, нет, - но не был он и жестоким психопатом.