Морис не двигается. На нем лишь легкие льняные брюки, и я замечаю, что его кожа стала еще на тон темнее. Против воли я раздраженно фыркаю — говорила же этому глупому вампу взять с собой хорошие солнцезащитные средства. Вот, он почти обгорел. Я жадно вглядываюсь в его лицо. Эфелиды, острые скулы и изгиб жестких губ.
Понятия не имею, что эти мужчины, склонившиеся над Морисом, делают с моим вампом, но на пользу ему это явно не идет. Новые шрамы на его груди и на руках, как от когтей диких зверей. Лиловые гематомы, гематомы цвета лайма и лимона. Вдруг лицо Мориса искажается болью, и по коже зазмеились черные линии, будто трещины. Черным вспыхивает незнакомая мне печать на предплечье — переплетение изломанных линий и полумесяц — и вдруг картинка исчезает. Больше ничего. Лишь вода, окрашенная кровью.
У меня кружится голова. Я неловко поворачиваюсь, задевая бронзовую чашу, и она летит на пол. На периферии сознания возникает мысль: благо, что риза иконы из металла, и защитное стекло очень крепкое.
- Папа, - шепчу я, с трудом произнося слова, - какого хера там происходит?
***
- Детка, я не знаю, - отвечает отец.
Он садится за стол и сплетает перед собой пальцы. Патрик Аддерли выглядит усталым и злым. И я чувствую за это вину, потому как понимаю, насколько изматывает его страх за меня. А учитывая, что произошло сегодня…
- Похоже на Калахари. Но мы видели слишком мало.
- Когда их искали, патрули прочесывали эту пустыню?
Отец молча кивает.
Я в изнеможении сажусь прямо на пол. Я испугана, сбита с толку, и голова раскалывается от мыслей.
Морис жив. Жив. Но очевидно, он в опасности.
Мать твою, да что же мне делать? Попробовать связаться с Элекуном?
- Я рад, что он в порядке.
Я не смогла не улыбнуться в ответ.
- И я рада. Но стоило рассказать мне раньше о том, что у него есть шанс.
Отец опускает глаза. Он всегда стремился защищать меня - и откуда ему знать, насколько крепка наша с вампом связь?
Несколько мгновений тишины. Кажется, я слышу запах крови Мориса. Соль и горечь. Кажется, я схожу с ума.
- Стоит возобновить поиски.
А вдруг в эту минуту он уже мертв?
- Займемся этим завтра. А сейчас, родная, тебе необходимо отдохнуть. Постарайся поспать.
Это было истинной правдой. Крепко обняв отца, я поблагодарила его за все и отправилась в свою комнату.
***
На следующее утро я проснулась слишком поздно. Впрочем, душ и несколько больших чашек кофе с молоком дали мне немного времени перед тем, как я зашла в инет прочесть новости.
Этот гребаный ролик очень быстро стал вирусным. Какой-то бездомный бродяга восторженно рассказывал, как Господь исцелил его паралич, и в доказательство этого чуда пританцовывал перед объективами камер нескольких ведущих каналов. Меня бы это совсем не беспокоило, но орудием высшего промысла стал именно тот платок, который, как оказалось, выпал из кармана Панталеона. И да, этот бродяга — совершенно случайно — оказался у клуба во время расправы над сенатором Хэмфилдом. Прятался за одним из деревьев сада напротив.
- Я вам так скажу — это были оборотни, - лихорадочно кивал парень головой, - точно. Именно так. Оборотни. Вы же сами видели, человек такое сделать не в состоянии.
Самая горячая новость. После еще одного видео, на котором кто-то заснял в Колизее то, что Марк назвал «просто охотой». В прошлый вечер, с участием Тайра.
«Было весело, да, красотка? Отлично, что мы не попали в объектив того мудака, кто вздумал все это снять. Подумать только!»
Несколько мгновений я молча смотрела на сообщение от Клэр. Затем налила себе вина и закурила.
В последующие две недели мир будто сошел с ума. Ролики сыграли роль спички, брошенной на бензозаправке. Каждый день пресса выдвигала все новые доказательства вины — и невиновности тех, кто платил. Все ненавидели всех. Оборотни открыто обвиняли людей и вампов в неприемлемом поведении. Люди в ответ предъявляли официальные претензии в жестоком убийстве Роя Хэмфилда. Вампиры заверяли, что не имеют никакого отношения к подобному использованию их крови и говорили, что ее выкачивают люди из пойманных Диких. В Сенате иной раз разгорались жаркие дебаты, законопроекты блокировались. И это уже не говоря о различных религиозных конфессиях, которые рвали этот платок, будто псы, и приписывали благодать именно своему богу, попутно унижая тех, кто верует неверно. В воздухе города, который никогда не спит, пропахшем дорогими духами и хот-догами с уличных тележек, все явственнее чувствовались страх и кровь.