Это может быть так называемый эскапизм, т. е. стремление индивида скрыться от тягот капиталистической действительности, спрятавшись в личном убежище – семье, приятельской компании, увлечении спортом, причудливом хобби. Давая известный простор развитию способностей и влечений человека, эти «убежища» создают временную иллюзию значимости и личной осмысленности жизни. Но только, как правило, временную и ущербную. Во-первых, они достаточно подвержены колебаниям социальной почвы, каждое из которых может разрушить облюбованное одиночкой «убежище». Во-вторых, даже если индивиду удается сохранить это укрытие от общественных бурь и перемен, он не может не ощущать со временем однобокости, незначительности тех ценностей жизни, на которых он (будь то спорт или хобби) хотел самолично декретировать свое «счастье», независимое от общества. Внутренняя неудовлетворенность, ощущение горькой обделенно-сти существования, изолированного от крупномасштабных ценностей жизни, обычно постоянно преследуют эскаписта. Кроме того, превратив оазис личной увлеченности в форпост против общества, он постоянно сталкивается с опасным соблазном соскользнуть на путь мизантропии.
Это могут быть также квиэтистские настроения, берущие в качестве главной ценности существования внутридушевный покой, безмятежное безразличие к феноменам социального окружения. Ограничение, понижение нравственного содержания влечений, страстей в личной жизни служит снятию ответственности за ее течение с самого себя и переложению ее на внешнее течение событий. Но чем оказывается наполнен тот уголок души квиэтиста, который он стремится оградить, разорвав личную заинтересованность с внешней действительностью? Он, как правило, оказывается пуст и, кроме замкнутого на себя самолюбования, не содержит ничего.
Наконец, это могут быть иллюзии стоического или аскетического плана, с помощью которых индивид стремится сохранить свою самобытность во враждебном мире социальной действительности. Установка на самосохранение, цель которого – отделение ценности личного существования от условий общественной жизнедеятельности – заранее обречена на провал. Она учит сохранять присутствие духа, уравновешенность, стойкость перед невзгодами, полагаясь только на самого себя, т. е. резервы нравственной самодисциплины личности ставит на службу индивидуализму для разрыва ее связей с обществом, с другими людьми1.
1 Все эти состояния, как этапы злоключений массового нравственного сознания в буржуазном обществе, ярко изображены в книге: Ландесман П., Согомонов Ю. Спор с пессимизмом. М., 1971.
Благотворное влияние идейной убежденности на моральный строй сознания личности, социальная определенность и обусловленность этого влияния не исключают личных нравственно-психологических усилий по воспитанию доброты. Процесс нравственного совершенствования личности требует не меньше субъективных усилий, чем изменение ею объективных социально-исторических условий ее жизнедеятельности. Это та истина, которую не все еще осознали в должной мере. Переустройство обстоятельств всегда включает в себя, пусть стихийную, самопеределку. Она будет тем успешнее, чем яснее, сознательнее относится к ней человек. Осознанность вовлекает в процесс нравственного совершенствования идеи и идеалы (а значит, важнейшие мировоззренческие достижения культуры), укрепляет самоконтроль и самоотчет личности, учит ее знать о себе правду, самокритично подходить к собственной внутридуховной жизни, к борьбе против своих мелких, эгоистических страстей и заблуждений. Вовсе не все трудности личной жизни следует относить на счет социальной действительности. Такой подход вел бы к фаталистическому пониманию социальной детерминации поведения человека, пренебрежению самобытностью индивидуальной судьбы. Нелепости, даже кризисные состояния индивидуального существования могут порождаться и самой личностью, ее неустойчивостью, духовно-нравственной неразвитостью, безответственностью. Моральный конфликт – личности и нелепостей существования, ею же вызванных,- в этом случае нельзя верно оценить без понимания виновности индивида, пренебрегшего не только реальными социальными возможностями развития, которые перед ним открывались, но и собственными духовными задатками, которые он предательски заглушил. И хотя эта виновность имеет всегда свое социальное содержание, никогда не следует забывать о масштабах личной ответственности, из которой она морально вырастает. Не человек для дела, а человеческое дело для людей; т. е. коллективное дело, в котором многогранно раскрывается личность, реализуются гуманные цели и идеалы. Доброта и идейная убежденность, интересы развития личности и интересы общего дела – все это две стороны одного процесса – строительства нового общественного уклада жизни, гармонически соединяющего личностное и общественное совершенствование. «Нет и не может быть задачи более высокой, чем поднять каждого человека до уровня творца собственной судьбы, творца истории»,- подчеркнул на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС К. У. Черненко1.