Дальше шли документы из Верховного суда с сообщением о помиловании и замене высшей меры пятнадцатью годами. В 1947 году - новая просьба о помиловании. И снова удовлетворение. А дальше... Корнилов вторично перечитал документ, отказываясь верить своим глазам. Но документ был подлинный 19 сентября 1953 года Коллегия по уголовным делам городского суда, рассмотрев уголовное дело № 880... по вопросу о перерасчете размера хищения, произведенного Грачевым, постановила исчислить размер хищения не по рыночным, а по государственным ценам, действовавшим в 1942-1943 гг.
- Ну и ну! - не выдержал Корнилов Белянчиков только и ждал, когда полковник закончит чтение.
- Дикая несправедливость! - Он вскочил со стула. Продавал ворованный хлеб на черном рынке, выменивал на червонное золото, на драгоценные камни, а как расплачиваться - только по государственным ценам!
- Да разве в этом дело!
- И в этом! - сердито бросил майор. - Подлецу жизнь сохранили! Другой бы век благодарил - а этот судиться со своими благодетелями стал! А судьи!? Тоже хороши! По-моему, дикая несправедливость.
- Суду было виднее, - сухо сказал Корнилов. - Побереги свои нервы. Мы же не знаем всех обстоятельств.
Белянчиков посмотрел на шефа с удивлением. Лицо у полковника стало замкнутым, неприветливым. На скулах играли желваки.
- Ну, что ты так смотришь? - сказал Корнилов. - Есть вещи посерьезнее.
- Понимаю! - с иронией сказал майор. - Сейчас ты скажешь о том, что преступник всю жизнь прожил в страхе, что он даже пить перестал, боясь проговориться, а перед смертью его заела совесть.
- А что? - согласился Корнилов. - Ты все правильно излагаешь. Только почему он всю жизнь в страхе прожил? Почему проговориться боялся? И почему так и не попользовался награбленным!
- А может, и попользовался? - возразил Белянчиков, но полковник не обратил внимания на его слова.
- Причина одна, - продолжал он, - наш образ мыслей, стяжателей ненавидят у нас больше всего.
- Ты, Игорь Васильевич, идеалист. Да ведь дня не проходит, чтобы газеты не сообщили про какого-нибудь хапугу.
- Правильно! - сказал полковник. - Сообщают. Про пойманных хапуг. Потому что не держатся они у нас на плаву. С нашей помощью или без нашей - тонут. - Он стукнул ладонью по столу, словно давая понять, что с теоретической частью покончено. - Выкладывай остальное, - поторопил он майора. И отодвинул от себя папку.
- Остальное - как и следовало ожидать. Работал этот гад опять в торговле, воровал, небось, потом ушел на пенсию, а год назад умер... Своей смертью. В комнате с камином.
- А родственники?
- Братья с войны не вернулись. Жена умерла в пятьдесят третьем.
"Пока Грачев сутяжничал", - подумал Корнилов.
- А других родственников бог ему не дал. И правильно сделал.
- Значит, драгоценности принадлежали Грачеву?
- Если ты считаешь слово "принадлежали" в данном случае уместным. Ведь он их на ворованное масло выменивал. На водку. И брал только старинные. И не скупал, как его сообщницы, ни картин, ни фарфора... Знал, что рано или поздно попадется.
- А после войны, наверное, жил как крот, раз шкатулка не тронута, - сказал Корнилов.
- Это никому не известно, как он жил! Судя по тому, что кольцо Фетисовой оказалось в его шкатулке, старых своих занятий Грачев не бросил!
- А перед капремонтом кто жил в комнате?
- Старушка одна, - ответил Белянчиков и, вспомнив об устойчивом запахе псины в комнате с камином, добавил: - С собачкой.
- С собачкой, - повторил Корнилов. - Чего-то в этой картине все же не хватает.
- Не хватает того, кто продал Грачеву кольцо Фетисовой, сказал Белянчиков.
10
Разыскать Елену Сергеевну Травкину теперь не составляло для Бугаева никакого труда. Тем более, что жила она, по словам Казакова, где-то на Петроградской стороне.
"Ну, держись, Марина-Елена! - думал он, записывая адрес Травкиной, полученный в адресном бюро. - Теперь мы с вами поговорим серьезно. О том, кто из нас грибы в рабочее время собирает. И внимательно посмотрим в ваши голубенькие глазки!"
Жила Травкина на Лахтенской улице, рядом с Большим проспектом. "И еще, оказывается, соседка!" Бугаев жил на Бармалеевой.
Возбужденный удачей, майор зашел к Корнилову.
- Попалась птичка, товарищ полковник, - сказал он, едва переступив порог кабинета. Игорь Васильевич показал на стул.
- Рассказывай.
Бугаев обладал не так уж часто встречающимся в наше время даром рассказывать предельно лаконично, не упуская в то же время ни одной важной детали. Корнилов слушал его с удовольствием, время от времени делая заметки на листке бумаги. Один раз он только прервал Семена. Спросил:
- Значит, Травкину директор по фотороботу опознал, а Гогу не узнал на фотографии?
- Да. Посмеялся: "Женщины запоминаются лучше!" Он еще крепыш, этот директор.
Когда Бугаев рассказал, как доктор наук выхватил у него из рук коробку из-под сигарет, полковник долго смеялся.
- Так прямо и выхватил? И в карман? А ты не сгреб его в охапку?
- Вижу, мужик симпатичный. Не убежит, как та коза...
- Корнилов некоторое время молчал, постукивая карандашом по листу бумаги, на котором делал свои заметки. Потом сказал:
- Знаешь, Семен, тебе с Травкиной встречаться не надо.
- Почему?
Игорь Васильевич внимательно посмотрел на Бугаева.
- Неужели не понимаешь?
- Не понимаю, - упрямо ответил Бугаев, хотя прекрасно понимал, что женщина будет чувствовать себя при разговоре с ним неловко. Ему казалось, что он сумеет преодолеть эту неловкость. Он умел находить с людьми общий язык. А кроме того, он считал, что если человек сказал неправду, то его не следует лишать возможности хотя бы покраснеть за свой проступок. Корнилов тоже так считал. Но, очевидно, в его взгляде на проблему были свои оттенки.
- Значит, и не поймешь, - вздохнул полковник. - Только все ты понимаешь, но слишком самоуверен...
- Игорь Васильевич?!
- Поговорю с ней я, - отрезал Корнилов. Семен понял, что спорить бесполезно, и с нарочитым смирением склонил голову.
- Ну и тип ты, Бугаев! - поморщился Игорь Васильевич и подумал о том, что мог бы майор с его способностями давно стать подполковником или даже полковником, если бы некоторых больших начальников не отпугивал легкий налет бравады да острый язык Семена. Из-за этого он вечно числился в молодых и недостаточно серьезных, хотя по части серьезного отношения к делу с ним мало кто мог сравниться. Ну, а что касается возраста, то он, как говорится, был мужчиной средних лет. Готовился к своему сорокалетию.
- Как ты думаешь, - продолжал полковник, - куда могла твоя знакомая идти с вещевым мешком?
- В том, что она на волейбольную поляну шла, товарищ полковник, у меня нет сомнений. Но зачем?
И почему с мешком? Не за рваной же чужой сеткой!
- А почему ты уверен, что она на поляну шла? поинтересовался Корнилов. - Что там за поляной?
- Лес. Лесопарковая зона. Может, она за грибами шла?
- А за лесом что? - не обратив внимания на упоминание о грибах, настаивал Корнилов. - Не тянется же лес до самой Вологды!
- Вот что за лесом, я не выяснил, - виновато сказал Бугаев. - Мы же сразу в машину сели и к Шитикову поехали.
- Потом бы мог поинтересоваться. - Полковник смотрел на Семена строго. - А то уцепился за версию, что женщина за сеткой шла, и попался, как мальчишка. У меня на выяснение, что там, за лесопарковой зоной, ушло полторы минуты. Снял трубочку... - Он показал на телефон. - И получил информацию о существовании деревни Лазоревка. У Елены Сергеевны, может быть, в этой деревне родственники проживают. Или она там дачу снимает...