- Вы предполагаете, что ссора этого человека с Лазуткиным зашла так далеко? - спросил Плотский с любопытством.
- Сейчас трудно сказать.
- Постойте, постойте. - Павел Лаврентьевич поднял руку. - Когда убили Терехова?
- Тяжело ранили, - поправил Корнилов. - В прошлое воскресенье двадцатого.
- Двадцатого я ездил на волейбол с другим водителем.
- Лазуткин отпросился?
- Да. Какие-то домашние дела. Но время от времени мы ездим на волейбол с Сеславиным. Он хороший волейболист. И хороший водитель. И Антон получает выходной. А двадцатого и Сеславин был занят.
- И в то воскресенье Лазуткина на волейбольной поляне не было?
- Я же говорю, он отпросился!
- Лазуткина видели в тот день на поляне, - сказал Корнилов и внимательно посмотрел на Павла Лаврентьевича.
- Не может быть! Зачем? - Плотский недоумевал. - Он ко мне не подходил.
- Павел Лаврентьевич в последние дни вы никаких перемен в вашем Антоне не заметили?
Корнилов опять назвал Лазуткина "вашим Антоном", но на этот раз Плотский никак не среагировал.
- Нет. Не заметил, - рассеянно ответил директор и тут же спросил. - Что он делал на поляне в воскресенье? Может быть это ошибка? Кто-то обознался? Да и откуда его знают? В волейбол он не играет, лежит себе загорает.
- Зато вас знают. И знают что он - ваш шофер. Павел Лаврентьевич он никогда не предлагал вам купить старинный камин? - Полковник показал на камин, красующийся в кабинете. - Старинные бронзовые ручки панели красного дерева?
- Ну что вы! Во-первых, откуда у него могут быть такие вещи? А потом - покупать у своего шофера?!
- А этот камин у вас давно?
- Год. Нам купил его в комиссионном Сеславин. Мой помощник.
- Вы его об этом просили?
- Он знал, что жена мечтает о камине для дачи...
- Дорогой?
- Охо-хо! - вздохнул Плотский. - Зато какой то редкий мрамор. Посмотрите на рисунок! А вся эта бронза? Решетки украшения. Девятьсот рублей! И для директора, справляющегося с планом, деньги немалые.
- А ваш помощник давно работает с вами?
- Давно. Лет десять. Или двенадцать. Прекрасный помощник, эрудит...
Корнилов встал.
- Спасибо, Павел Лаврентьевич.
- А чаи? Жена обидится. - Директор тоже поднялся со своей качалки.
- С удовольствием бы выпил, но мне еще надо успеть на службу. - Они опять пошли узким коридорчиком к веранде. А у Лазуткина есть свой автомобиль? - спросил Корнилов.
- "Москвич". По-моему, он собрался его продавать. Подошла очередь на "Жигули"...
- Как вы уходите? - искренне огорчилась Валентина Олеговна, сидевшая с книгой на веранде. - У меня жасминовый чай.
Корнилов развел руками.
- Игорю Васильевичу на службу, - сказал Плотский. - Нам остается только по дороге показать ему свой сад. И пригласить на воскресенье.
В это время зазвонил телефон.
- Послушай, Павлуша...
- Может быть, ты? - Плотский посмотрел на жену, но она взяла полковника под руку.
- Валентина Олеговна, вы за последнее время не заметили каких-нибудь перемен в Лазуткине?
- Конечно заметила. Сделал челку какой-то дурацкий зачес на уши. Ведь не мальчишка! Говорит - жене так нравится.
- Вам часто приходится с ним ездить?
Орешникова улыбнулась.
- Часто. Мне же надо кормить своего директора! Два раза в неделю на рынок. И на дачу. Но уже с мужем. Уж не расследуете ли вы как муж использует служебную машину?
- Нет. Это не моя компетенция. Вам Лазуткин никогда не предлагал купить старинное кольцо с крупным рубином?
- Старинное кольцо с крупным рубином? - Она секунду колебалась. - Предлагал. Но слишком дорого. И это было так давно...
Она открыла калитку, вышла с полковников к машине.
- Этот звонок, - Корнилов кивнул на калитку, - "Сад "Аркадия", старинные таблички - все Сеславин?
- Да, он известный коллекционер древностей. - Валентина Олеговна улыбнулась. - Дайте слово, что приедете к нам отдохнуть?
- Постараюсь. - Корнилов сел в машину Валентина Олеговна помахала рукой. В своем модном, цвета хаки, платье она почти сливалась с высоким зеленым забором.
19
Ночью Семена поднял с постели телефонный звонок. Дежурный врач сообщил, что состояние Терехова неожиданно ухудшилось, ему нужна срочная операция, а он требует встречи с Бугаевым.
- Недалеко от вашего дома "Скорая", - сказал врач. Если поторопитесь, они вас прихватят.
Когда Семен вышел из подъезда, "Скорая", тревожно мигая синим огоньком, вывернула со стороны Большого проспекта. Бугаева посадили рядом с носилками, на которых тихо стонал пожилой мужчина.
- Потерпите, потерпите, - уговаривала больного медсестра. - Сейчас наш коктейль подействует, и боль пройдет.
Оказалось, что у мужчины почечная колика и ему только что сделали обезболивающий укол.
Дежурный врач курил в ожидании Бугаева на лестничной площадке.
- Поздно вечером у Терехова подскочила температура, рассказывал он, помогая Семену надеть халат. - Хирург считает - перитонит. Нужно оперировать. Минуты на счету, а ваш подопечный - ни в какую!
В широком коридоре было темно, горела лишь настольная лампа на столике дежурной сестры, но сама сестра отсутствовала. Она оказалась в палате, где лежал Терехов, мерила температуру.
- Сорок, - шепнула она дежурному врачу. - В операционной бригада готова.
- Семен Иванович, - громко, срывающимся голосом сказал Терехов, узнав Бугаева. - Недолго музыка играла...
- Миша, без паники. - Семен старался говорить спокойно, но от взгляда на Гогу сердце сжалось - так обострились, истончились черты его красивого лица, такие густые тени залегли у глаз. - Мы еще наговоримся, а сейчас тобой займутся врачи.
Терехов поморщился.
- Не нужны мне там чужие грехи... Вертушку свою взяли? - Он оглядел Бугаева колючим взглядом, остановился на небольшом портфельчике, в котором у Семена был магнитофон.
- Ладно, - согласился майор. - Поговорим. По дороге в операционную. - Гога хотел возразить, но Бугаев сказал твердо: - Миша, прения закончены. - Он обернулся к врачу: - Вызывайте санитаров! Как это у вас делается? Давайте, давайте!
Врач исчез. Семен вынул магнитофон, включил. Протянул Терехову крошечный микрофон. Гога попытался взять его в руку, но пальцы бессильно разжались, и микрофон упал.
- Ничего, Миша! - прошептал Бугаев, подбирая микрофон. - Ничего! - Он взял микрофон, положил руку на одеяло. Даже через одеяло чувствовалось, какое горячее тело у Гоги.
- Его, падаль, трудно будет взять, - сказал Терехов. - У него еще и пушка есть.
- У кого, Миша?
- Лазуткин. Шоферит у одного босса... - Терехов помолчал немного, потом собрался с силами. - Это он меня... Исподтишка...
Раскрылась дверь, двое санитаров вкатили в палату носилки. Осторожно переложили на них Терехова. Бугаев пошел рядом, повесив магнитофон на плечо, а микрофон придерживал на груди у Михаила. Гога то и дело дотрагивался до него рукой, словно хотел убедиться, что микрофон никуда не исчез.
- Ну вот, - сказал он недовольно. - Теперь не успеем.
- Успеем, - успокоил Бугаев. - Ты сейчас о главном. Подробности потом.
- Работенку левую я нашел... Камины в старых домах снимать... Рухлядь всякую. Жильцы уедут и бросят. Сундук бабкин, стол, ручки бронзовые, рамы от картин... А любители скупают, реставрируют...
- Кто?
- Многие. У меня - дядя Женя. Пузанчик один. Знакомый Лазуткина. Да вы плохо не думайте - вещи-то брошенные, ничейные.
Санитары, катившие каталку по слабо освещенному коридору, внимательно прислушивались к разговору.