С. Бунтман: Да. Первый итальянский поход.
С. Нечаев: Кампания в Италии, где Наполеон не был ни императором, ни первым консулом, а всего лишь обыкновенным генералом, каких были тысячи. А какой самый главный принцип в создании бренда? Это — придумай себе какую-то новую категорию и стань в ней первым, да? Потому что, чтобы было понятно, для того чтобы стать чемпионом мира по какой-нибудь тяжелой атлетике или по шахматам, нужно 20 лет тренироваться, и не факт, что станешь. А придумай себе новую категорию… Вот, кстати, почему та же Книга рекордов Гиннесса такую феноменальную популярность имеет? Придумай какую-нибудь категорию, например бросание мобильного телефона в высоту… Казалось бы, никому в голову это до тебя не приходило. А тебе пришло, ты его бросил, например, на пять метров — и ты уже чемпион.
С. Бунтман: Первый!
С. Нечаев: Да, первый.
С. Бунтман: Потому что никто до этого не бросал.
С. Нечаев: Конечно, никто не бросал. И вот поэтому принцип создания ключевой истории — это очень важно. Потому что, когда создаешь новый бренд на рынке, надо придумать что-то такое, чтобы об этом бренде сразу все заговорили. Допустим, деятели шоу-бизнеса сейчас хорошо этим пользуются. Для них специальные агентства создают ключевые истории. Есть огромнейшая категория таких специалистов по созданию этих ключевых историй, пиарщиков так называемых, которые получают за это сумасшедшие деньги. Естественно, 200 лет назад ничего подобного не было. Так вот, величие Наполеона как раз и состоит в том, что он 200 лет назад это каким-то образом сам придумал, сам понял и раскрутил всю эту историю просто феноменальным образом. Ведь что происходило у Аркольского моста? Если у нас есть время, я могу поподробнее рассказать…
С. Бунтман: Есть время, потому что это очень характерный пример.
С. Нечаев: Значит, там было наступление французской армии, которая наткнулась на этот самый Аркольский мост — с той стороны австрийская армия, и никак через этот мост перейти невозможно. И фактически захлебнулось наступление. И нужно было что-то такое предпринять. Сейчас мы читаем книгу «Наполеон», и там от третьего лица написано: «Он схватил знамя, он повел за собой своих солдат на этот мост, отбросили австрийцев, и была одержана победа». На самом деле, если мы начинаем вникать, то откуда это все пошло? Это написал сам Наполеон, причем он был хитрый человек — он написал не «Я схватил знамя и повел солдат на мост», потому что это звучало бы не очень красиво и к такой прямой тупой рекламе у людей не очень большое доверие. Он написал это от третьего лица, как будто бы от какого-то стороннего наблюдателя…
С. Бунтман: Но не он это придумал. Он написал так, как Цезарь написал свои «Записки о Галльской войне».
С. Нечаев: Да.
С. Бунтман: Там же все время в третьем лице.
С. Нечаев: Да, но Наполеон пошел гораздо дальше, потому что мало написать, например, что он схватил знамя и повел за собой солдат. На самом деле мемуары участников этих событий показывают, что Наполеон за 200 метров даже к этому мосту не подходил, и, естественно, никакого знамени не хватал, и никого никуда не вел. Но Наполеон пошел дальше, потому что есть в брендинге такой термин «визуализация образа». Это значит, что какая-нибудь красивая картинка всегда отлично поддерживает слова. Поэтому Наполеон вызвал художника Гро, молодого, начинающего, и заказал ему ставшую знаменитой картину «Наполеон на Аркольском мосту». И она сейчас висит в Лувре. Лувр ежегодно посещают семь миллионов человек, из которых процентов шестьдесят или семьдесят — это иностранные туристы. То есть в течение 200 лет миллионы-миллионы людей, глядя на эту картину, имели полную иллюзию того, что Наполеон совершил великий подвиг.
С. Бунтман: Они считают, что это правда.
С. Нечаев: Они считают, что это правда, не понимая, что это не фотография, что это всего лишь картина. Более того, потом версии этой картины стали рисовать другие художники. Орас Верне, например. Там уже конкретно нарисован мост, Наполеон, солдаты… То есть эта легенда, запущенная Наполеоном, начала жить своей собственной жизнью, уже независимой от Наполеона, и она живет до сих пор. И сейчас кому-то объяснить, что Наполеона не было на Аркольском мосту, — это примерно то же самое, что какому-нибудь выпускнику советской школы, изучавшему Пушкина, объяснить, что никакой Сальери никогда в жизни и в мыслях не имел травить Моцарта.