У меня было своего рода профессиональное отношение к сочинению песен; мы разработали вполне определенные критерии для сингла и абсолютно иные для каких-то других вещей. Существовал некий Джон Леннон, который писал песни на потребу, я не пытался сделать их (стихи) хоть сколько-нибудь глубокими. Чтобы выразить себя, я писал «A Spaniard in the Works» или «In His Own Write». Это были личные истории, которые выражали мои личные чувства. Потом я начал становиться собой и в песнях, я начал писать не абстрактные песни, а нечто сугубо личное» (70).
Пол: «Музыка и стихи Дилана оказали на нас огромное влияние. Как поэт он и сейчас один из лучших. Некоторые из его длинных поэм, положенных на музыку, в которых он перескакивает с одной темы на другую, до сих пор остаются моими любимыми.
Помимо прочего, он познакомил нас с марихуаной. Конечно, мы слышали все эти шутки о том, как группа Рея Чарльза выступала в «Хаммерсмит Одеоне». Уборщица якобы сказала кому-то: «А он, наверное, скуп, этот Рей Чарльз, — двое его музыкантов курят в туалете одну сигарету!» Мы решили, что это не для нас. А потом Боб пришел к нам в отель и сказал: «Вот, попробуйте это». Не знаю, нужно ли говорить об этом — неизвестно, рассказывал ли сам Боб о том, как он пристрастил «Битлз» к марихуане. Но это было клево».
Джон: «С наркотиками мы были знакомы давно. Все джазовые музыканты употребляли их годами — об этом газеты писали еще в шестидесятых. В Ливерпуле курили марихуану, когда мы были еще детьми, хотя в то время я лично с ней не сталкивался. Там было много чернокожих с Ямайки, и раздобыть марихуану было несложно. Движение битников тогда только начиналось. Помню, один парень показал нам марихуану в Ливерпуле еще в 1960 году. Мы курили ее, не зная, что это такое. Мы были пьяны» (75).
Джордж: «Впервые марихуану нам дал барабанщик из другой ливерпульской группы. Но по-настоящему мы попробовали ее после возвращения из Гамбурга. Помню, мы курили ее в гримерной во время концерта в Саутпорте, все мы в тот вечер научились сворачивать популярные в то время косячки. Мы хотели проверить себя. Все твердили нам: «От этого ничего не случится». Есть такая старая шутка: на вечеринке два хиппи парят под потолком, и один говорит другому: «Не действует твое барахло, парень».
Джон: «Боб Дилан услышал слова одной из наших записей: «I can't hide» («Мне не спрятаться») — и понял их как «I get high» («Я под кайфом»). Он прибежал и заявил: «Ребята, я достал отличную травку». Разве можно было не восхищаться таким парнем? Он думал, что мы сидим на наркотиках.
Мы курили и смеялись всю ночь. На телефонные звонки отвечал он: «Битломания слушает». Это было так смешно!» (69)
Джордж: «У нас был общий друг — Эл Ароновиц, с которым мы познакомились в 1963 году, когда он работал в „Saturday Evening Post“. Эл Ароновиц и Боб были из среды битников. Нам всегда нравились богема и битники. Мне они нравятся до сих пор, как любые незаурядные личности. В числе прочего Эл привозил записи „Битлз“ и Боба Дилана в Россию и пытался вести там подрывную деятельность. Он был близок с Бобом, и вот как-то он позвонил нам и сказал, что Боб у него и что мы могли бы встретиться. Эл привел Боба к нам в отель. Классная получилась вечеринка. Мы быстро поладили, долго болтали и смеялись от души».
Пол: «В тот вечер, когда мы познакомились, мы устроили сумасшедшую вечеринку. Я пришел к выводу, что наконец-то понял, в чем смысл жизни. Я твердил Мэлу: «Принеси мне карандаш и бумагу, я все понял». Но Мэл, который тоже был не в себе, долго не мог найти бумагу и карандаш. Наконец он раздобыл их где-то, и я написал «Послание Вселенной» и попросил: «Положи это к себе в карман». На следующее утро Мэл сказал: «Пол, хочешь взглянуть на это?» Там было написано: «Есть семь уровней». Возможно, все это и не говорит ни о чем, но время мы провели отлично.
Теперь наркотики стали такой серьезной угрозой, что писать о них очень трудно, я не хочу оказывать влияние на кого-либо — у меня у самого есть дети. (Когда мы говорили о наркотиках, это было легкомысленно. Но тогда о марихуане и вине говорили почти так же, как о скотче и коке.) Но в этом и есть правда».
Джон: «Не помню, о чем мы говорили. Мы курили травку, пили вино, вели себя в стиле рок-н-ролла и сюрреализма и смеялись. Мы веселились.
Помню один случай. Мы сидели в отеле в Нью-Йорке (Дилан приносил свои демо каждый раз, когда записывал новый диск), а он [Дилан] говорил: «Джон, вслушайся в слова» или «Да забудь ты о словах!» Понимаете, мы все были не в себе, а нам предлагали послушать стихи. Нет, мы просто слушали ритм его песен и смотрели, как он это делает» (74).
Пол: «Думаю, наибольшее влияние на Дилана и Джона оказал Дилан Томас. Поэтому Боба и зовут не Боб Циммерман (его настоящая фамилия). Мы все любили Дилана Томаса, я много читал его. Думаю, Джон начал писать сам тоже благодаря ему, а то, что и Боб Дилан писал стихи, лишь прибавляло ему значимости в наших глазах. Джон сделал это задолго до того, как услышал о Бобе Дилане.
Такие вещи нас всегда интересовали. В нас было что-то от студентов. Мы высмеивали другие группы, которые ничем таким не интересовались. Однажды в Гамбурге мне в руки попала книга стихов Евтушенко. Мне прислала ее подружка. Мы сидели в раздевалке, где все хранили саксофоны и аппаратуру. Мы ждали своего выхода, когда саксофонист из другой группы постучал и спросил разрешения войти. Мы сказали: «Входи! Входи!» Мы сидели в разных позах, а я читал: «Желтый цветок бездумно украшает зеленые ступени». А парень шел мимо нас чуть ли не на цыпочках: «Простите, я не хотел мешать…»
Дело в том, что книга стихов была для нас частью нашего оборудования. Вот что все мы любили — искусство. Джон учился в колледже искусств. Мне в школе как-то достался маленький приз. (Я никогда не был зубрилой, но иногда кое-что мне удавалось. В 1953 году был объявлен конкурс сочинений по случаю коронации. Всем детям Великобритании предложили написать сочинения о монархии, чтобы отпраздновать восшествие королевы на престол. И я получил приз — книгу по современному искусству.)
Уверен, все это нашло отражение в нашей музыке и в стихах, а также оказало влияние на то, что нас интересовали такие люди, как Дилан. Вот к чему все это привело».
Нил Аспиналл: «После американского турне они вернулись в Великобританию записывать альбом „Beatles For Sale“ („Битлз“ на продажу»), а также сингл «I Feel Fine» («Чувствую себя прекрасно») и готовиться к очередному английскому турне по небольшим клубам, кинотеатрам и театрам. Думаю, самый крупный концерт «Битлз» в Великобритании состоялся на стадионе «Уэмбли»; в основном они выступали в кинотеатре «Одеон» и т. п.».
Джордж: «В октябре 1964 года началось наше очередное турне по Великобритании. Многие наши концерты были оговорены заранее, и теперь, после выступлений на огромных стадионах в Америке, нам приходилось в Великобритании играть в клубах для рабочих в Эккрингтоне за два пенса в месяц. Даже после такого успеха мы продолжали выполнять обязательства, которые взяли на себя, прежде чем стали знаменитыми. Это поступок, которым может гордиться каждый».
Ринго: «Так было и в 1963 году. В этом заключалось преимущество работы с Брайаном. Если нам предстояло играть где-нибудь в маленьком клубе, мы отправлялись туда и выступали за заранее оговоренную плату. Мы были честными людьми, как и Брайан. Возможно, это выглядело странно, потому что нам приходилось играть неизвестно где, в каком-нибудь захудалом дансинге, который к тому же был переполнен. Но мы отрабатывали и эти концерты.
Мне казалось, что в музыкальном отношении мы стремительно движемся вперед. Некоторые песни для «Beatles For Sale» и пластинка 1965 года «Rubber Soul» («Резиновая душа») были великолепны, не похожи ни на что другое. Работа в студии по-настоящему радовала. С этим чувством мы делали все: репетировали, записывали и сводили песни. Мы никогда не арендовали репетиционный зал, чтобы отработать песни, потому что многие из них были незаконченными. Возникали идеи первых строк или припева, и авторы меняли их по ходу записи или если кто-нибудь предлагал что-нибудь более удачное.