Сам дом был сложен из больших кирпичей - их делали из той же глинистой почвы, на которой так хорошо растет кофе. Он был прямоугольный, со всех сторон его окружала соразмерная высоте терраса, покоящаяся на природных опорах драконовых деревьев. С них ободрали кору и оставили гладкие, смолистые стволы сохнуть и блестеть на солнце. Потолочные балки и крыльцо были из того же дерева, так что от конька крыши до перекрытия террасы дом составлял единое целое. Антони распорядился покрыть его красной черепицей, которую в качестве балласта доставило по пути с Кубы невольничье судно. Это была не просто единственная черепичная крыша на западном побережье, но и единственная водо-змее-непроницаемая кровля в этой части Африки. Снаружи дом был побелен.
С якорной стоянки он казался большой белой палаткой под красной крышей; флагшток посреди двора и тени на веранде довершали впечатление. Только вблизи становились видны его крепость и оборонительная мощь. Небольшая траншея с проточной водой, идущая вкруг всего дома, не только защищала от муравьев и других насекомых, но и придавала дому вид окруженной рвом мызы. Тяжелые ставни на редких, далеко отстоящих окнах представлялись зрителю расставленными под командными углами бойницами в крепостной стене. Дверь была маленькая, и высадить ее можно было не иначе как выстрелом из пушки. Эти наружные отверстия и впрямь служили преимущественно для вентиляции, воздух же и свет поступали в дом главным образом из большого и уютного патио, где журчал ручеек и куда выходили почти все внутренние окна.
Все эти детали отнюдь не ускользнули от бывшего флотского офицера дона Руиса де Матансы, когда тот вместе с Фердинандо поднимался к дому на холме. Его взгляд приметил и фулахов-дозорных за частоколом рядом с пушкой-слоном, и две тяжелые кулеврины, возле которых днем и ночью дежурил часовой с горящим фитилем. Пушки были установлены чуть пониже дома, так что из них можно было поразить любой стоящий в затоне корабль. Да и вся плантация, и берега реки на несколько миль тоже простреливались из этих пушек. Еще не войдя в дом, дон Руис решил, что владелец по крайней мере не дурак. Ужин еще утвердил его в этом мнении.
В гостиной его встретил высокий, сильный и крепкий молодой человек, настолько легкий и уверенный в движениях, что это сразу внушало приязнь. Чуть надменная изысканность манер всякому, кроме испанца, показалась бы несколько старомодной; она придавала хозяину фактории важность, немного не соответствующую возрасту. Эта степенность не по годам была на самом деле проекцией Джона Бонифедера, а не внутреннего самомнения, но она немного смущала посетителей, давая Антони разом средство к нападению и скрытый, но мощный резерв.
Голос его, когда он говорил - а это случалось нечасто звучал теперь гораздо ниже, а в минуты гнева или огорчения переходил в бас. Обычно Антони говорил тихо, звучно и отчетливо. Однако манера уверенно и раздельно выговаривать слова немного раздражала. За два года власти над факторией он приобрел привычку командовать, но утратил некую природную способность убеждать, составлявшую прежде его положительное обаяние. Об этом, говоря по правде, он даже не догадывался.
Новому посетителю, вроде дона Руиса, лицо его казалось немного суровым. Оно было - слишком правильным и красивым, что ли. Тонкий нос придавал бы ему излишнюю женственность, если бы не твердый подбородок и нервные, однако плотно сжатые губы. Никто не мог бы теперь сказать, каков был природный цвет этого, загоревшего до черноты, лица. Брови выцвели добела, на веках появились складки. Белки глаз утратили мальчишескую голубизну и отливали желтым. Длинные ресницы, казалось, что-то скрывают. Именно это свойство глаз, которые никогда не смотрели на собеседника, но всегда мимо него, и сообщало Антони некоторую таинственность, редко ускользавшую от внимания его гостей. Трудно было понять, с кем говоришь. Чем ближе знакомство, тем сильнее становилось впечатление, что этим безупречно вежливым молодым человеком руководит некая внешняя сила.
Все негры заметили это свойство. Даже приятный широкий лоб, коротко подстриженные, но тем не менее волнистые светлые волосы не могли развеять впечатления. Фердинандо как-то шутливо заметил:
- Черномазые говорят, колдун похитил вашу душу, сеньор.
Неожиданная грозовая вспышка Антони заставила Фердинандо побледнеть и впредь вести себя разумнее.