- Грузчики и лодочники - сплошь мусульмане, в основном кру, мы нанимаем их в ближайших деревнях, - сказал Антони. - Это окупается. Их плата - меньше, чем украли бы рабы.
Они ненадолго прошли в отгороженный закуток в дальнем конце амбара. Здесь под присмотром Фердинандо открывали сундуки, разворачивали тюки, содержимое выкладывали напоказ или кидали в кучи. Двое вооруженных фулахов следили за каждым движением.
- Здесь образцы, - пояснил Антони. - Их покажут главным торговцам и мелким вождям. Но не будем задерживаться. Сюда, пожалуйста.
Они вышли из закутка, уже сверкавшего полосатой материей, бронзовыми украшениями, мотками медной проволоки, в длинную галерею, крытую просвечивающей вощеной парусиной. Все внизу словно купалось в янтарном свете. Пол был глинобитный, на нем лежали несколько каменных плит с железными кольцами и стоял помост с Х-образной крестовиной для битья. По длине навеса тянулась низкая, накрытая циновками скамья.
- Здесь рабов осматривают, прежде чем за них расплатиться. Я присутствую при этом самолично.
- Помост часто используется? - спросил дон Руис.
- Не часто, но время от времени, - отвечал Антони. - Над пленными колдунами приходится иной раз поколдовать девятихвостой плеткой, иного разговора они не понимают. Я предоставляю это Фердинандо. - Он торопливо прошел мимо черной крестовины. Крытая галерея вела прямиком в первый из протянувшихся вдоль реки загонов.
Загоны эти были построены из прочных, обтесанных с двух сторон бревен, забитых в землю так плотно одно к другому, что между ними нельзя было просунуть и лезвие ножа. Широкие отверстия в потолке пропускали воздух и солнечный свет. Место каждого невольника на каменном полу было отчерчено белой краской, так что в тусклом полусвете весь пол походил на доску, за которой великаны могли бы играть фигурами по четыре-шесть футов росту. Каждая клеточка была оборудована кандалами, чтобы пешка не могла двигаться сама по себе; впрочем, здесь же были деревянный чурбачок под голову, табурет и два глиняных горшка. Угол загона был завешен циновками с прорезанными в них маленькими круглыми окошечками - там обычно помещались двое надзирателей.
Четыре таких загона, каждый с намалеванным красным номером на двери, располагались по четырем сторонам квадрата на расстоянии примерно двадцать пять футов один от другого. Промежутки между ними были тщательно забаррикадированы. В фактории Гальего было два таких квадрата, или невольничьих барака.
- Обычно мы заковываем их в кандалы только на ночь, - сказал Антони. - Дни, если позволяет погода, они проводят во дворе. Тогда в бараках не заводится сырость. Кормим мы их хорошо, часто моем, в общем, даем нагулять жиру перед путешествием.
- Вы могли бы разместить здесь полк! - воскликнул дон Руис.
- Да? Кстати, за последние три-четыре года через эти загоны прошли несколько полков. Вам не приходило в голову, что Новый Свет в значительной своей части неизбежно будет африканским? Сотни лет сотни кораблей везут на запад негров. А сейчас Африка переливается в Америку быстрее, чем когда-либо. И от Бостона до Буэнос-Айреса требуют еще и еще. Война между Англией и Испанией только взвинтила цены.
- Негры в Америке не считаются, - безразлично сказал капитан, бросая окурок.
- У них могут быть дети, - задумчиво пробормотал Антони.
- Нам-то что? - проворчал дон Руис. - Разве ваш промысел не прибылен? Вы процветаете, так зачем вам забивать голову? И все же, прошу простить меня - вчера вечером я подумал - странно, что вы занимаетесь работорговлей. Не сочтите за обиду, конечно, - поспешил добавить он, - это просто мимолетная мысль.
- Это и впрямь странно, - коротко ответил Антони, оглядываясь, словно внезапно очнулся в незнакомом месте.
Капитан широко улыбнулся.
- Моя матушка хотела сделать из меня священника, - сказал он.
- Может быть, моя хотела того же. Quien sabe? Но в конечном счете, то, что мы делаем, делает нас такими, какие мы есть, не правда ли? - спросил Антони как бы у самого себя.
- Quien sabe? - отозвался капитан. Глаза его на мгновение потускнели. Вдруг оба узнали выражение в чужом взгляде и рассмеялись.
"Тоскует" - подумал дон Руис. "Сожалеет" - подумал Антони.
- Попробуйте одну из этих, amigo mio, - сказал капитан, протягивая портсигар. - Длинные, черные, из Гаваны. Помогают забыться. Настоящий табак. Я выкуриваю по десять штук в день. К вечеру земля становится бархатистой и немного прогибается под ногами. Табак притупляет даже цепкие когти судьбы. Вовремя его открыли! Подумайте, как бы мы без него обходились! Наша эпоха для человека тонко чувствующего - суетливая теща. Мы не можем больше взять вселенную в жены и наслаждаться ею бестревожно. Madre! - он мастерски высек искру, и они в облаках голубого дыма двинулись вниз с холма.