Следом ехал сам Амах-де-Беллах на искусанном мухами, но несгибаемом берберийском жеребце, изрядно отощавшим за две недели на подножном корму. За вождем трясся на злобного вида муле черный, толстый дервиш. В одной руке он держал плетку, в другой завернутый в молитвенный коврик Коран. Дальше на крошечных осликах ехали три жены Амаха-де-Беллаха, похожие на привидений в длинных белых вуалях, которые скрывали их с ног до головы, оставляя открытыми одни глаза. Ослики постоянно задирали головы, чтобы испустить горестный вопль. Их поочередно нахлестывали колючими плетками гаремные служители, сами нагруженные огромными горшками, циновками, зонтами, тюками с одеждой и обстановкой для хижин.
Таким образом торговля с обычной скромностью разрекламировала себя и явила свою завуалированную причину; следом со всей неизбежностью выступал вооруженный эскорт.
В данном случае он состоял из пятидесяти или более фанатичных фулахов в мирных белых одеяниях, из-под которых торчали голые мускулистые ноги. Они скопом ввалились в ворота, паля из кремневых ружей, вертясь, вопя, скача и размахивая кривыми саблями. Волосы этих лесных ополченцев были уложены в петушьи гребни и окрашены в красно-бурый цвет смесью железа, извести и мочи. Выплясывая вслед за своим вожаком воинский танец, они ухитрялись придать слову "свирепый" новое и более зловещее звучание.
Их, однако, и тех, кто шел сразу за ними, Амах-де-Беллах остановил на середине склона, чтобы подождать остальной караван, прежде чем идти к веранде. Наступило неожиданное и потому драматичное затишье.
И тут, без всякого предупреждения, в ворота начала вползать черная, лоснящаяся плоть, словно легендарная змея протаскивала свое тело через отверстие в частоколе. Издали она и впрямь казалась сплошной. Однако, по мере того, как она подползала, виднее становилось, что это сотни голых человеческих тел, до блеска натертых к торгам пальмовым и прогоркшим животным маслом. На солнце они блестели, словно чешуя из черного дерева. У каждого на шее была деревянная рогатка, вроде хомута; рогатки прикреплялись к длинным бамбучинам, которые и соединяли людскую массу в один нескончаемый, извивающийся строй.
Вскоре можно было уже различить и маленькие фигурки детей, мелькающие между лап исполинской тысяченожки. По бокам, возвышаясь над строем, шли арабы в белых одеяниях и с бичами из кожи носорога. Резкие, похожие на пистолетных выстрелы хлопки бичей заставляли великанского червя ползти более-менее бойко.
Хотя лучший его товар только что прибыл своим ходом, Амах-де-Беллах не торопился являться на веранду. Он выждал почти полчаса, пока вожди помельче и лесные торговцы, каждый со своими рабами, местным товаром и суматохой, пройдут в ворота. Они составляли немалую часть каравана.
Между тем Антони и капитан Матанса молча курили сигары.
- Разумеется, - сказал Антони, - властительным господам, как вы и я, не пристало замечать безделицу - караван в тысячу душ - на нашем заднем дворе. Это как с землетрясением. О нем не положено даже думать, пока оно само о себе не объявит.
- Лучшие люди Европы подобным же образом обходятся с революцией, - ответил дон Руис. - Пока она не подожгла их дом или не отрубила им головы, ее нет.
- В точности. Равно и мы потеряли бы лицо, заметь сейчас Амаховых людей. Они еще только "должны прибыть". Однако моим людям не возбраняется заранее раздать дары - я вижу, вы это заметили. Эти "дары" тщательно рассчитаны. На самом деле они часть сделки, и будут впоследствии возмещены. Об этом заботятся мои арабы, они точно знают, что подарить кому из мелких торговцев и как его приветствовать. По щедрости торговца определяется серьезность его намерений. Мы с Амахом еще не обменялись дарами. Мы сделаем это во время "дантики", то есть большого сговора, который вскоре начнется. Но вот и они!
Новый взрыв умопомрачительного шума нарушил тишину. Амах, в сопровождении трещоток, ехал рядом со своим воинством, построенным в некое подобие боевого порядка. Колонну замыкал огромный самец страуса, он-то и доставлял больше всего хлопот, поминутно увертываясь с таким удивительно немужественным нервическим жеманством, что Антони и капитан с трудом сохраняли серьезность. Наконец, выстроив всех, включая страуса, по своему вкусу, Амах выехал во главу процессии и махнул плащом. По этому знаку вся воющая орда черным потоком устремилась к резиденции.