Это был третий караван, приведенный Амахом в факторию. У них с Антони установилась деловая дружба, основанная на обоюдной выгоде и взаимном восхищении. Амах следил за всеми дорогами внутри страны, так что ни один торговец не мог без его ведома выйти к побережью, и одновременно вел священную войну с язычниками на границах дядиных владений. Таким образом он набирал большие караваны из собственных невольников и купцов. Последних он брал под свою "защиту" и одновременно следил, чтобы они не свернули к факториям Гранд-Сесса, Тимбо или еще куда-нибудь. За эту "защиту" он взимал подать, но в отличие от других вождей, податью ограничивался. В целом все были довольны.
Амах настойчиво звал Антони приехать с товаром в Фута-Джаллон, чтобы прямо на месте снабжать его дядю оружием, боеприпасами и европейской мануфактурой. Он обещал Антони охрану и дешевых невольников. Предложение было сделано еще в прошлый приезд, и теперь Амах снова его повторил, добавив, что дядя намерен проводить в столице ежегодную ярмарку и в течение трех лет не приглашать других европейских торговцев.
Они проговорили с полчаса, обсудили все детали путешествия; Амах пообещал Антони большой эскорт, а Антони в свою очередь посулил приехать в Фута-Джаллон, как только окончатся дожди. Очень довольный полученным обещанием и рассказом о привезенных "Ла Фортуной" товарах, Амах удалился во дворик, в хижину из циновок. Отдельное жилище избавляло его от необходимости делить кров с рабами и христианскими собаками. В хижине он подкрепился собственной провизией и вместе с женами предался отдыху. Дворик заполнился мебелью, живностью и слугами; Нелета оплакивала свой цветник.
В половине третьего пушечный выстрел возвестил о начале торгов. Антони, дон Руис и Амах-де-Беллах направили стопы к амбару.
Торги в фактории Гальего проходили быстро и толково, поскольку все цены заранее согласовывались с главным караванщиком. Не приходилось бесконечно рядиться с каждым мелким торговцем из-за каждой воловьей шкуры или куска слоновой кости.
Поскольку караван кормился за счет заведения, действовал известный принцип "время-деньги".
Зазывалы пошли между костров и палаток, объявляя цены. Фердинандо открыл окошко склада, Амах и Антони сидели снаружи с мерной линейкой. Фулахи бичами сдерживали напиравшую толпу. Амах следил, чтоб никого из его подопечных не обвесили и не обмерили, и в то же время прикидывал, сколько подати с него взять. Амбар быстро заполнялся и пустел.
Воловьи шкуры, пчелиный воск, пальмовое масло; целые слоновьи бивни, их части и слоновую кость в кусках; рис в корзинах - все это измеряли или взвешивали и передавали Фердинандо в окошко; в обмен зазывалы раздавали ситец, плиточный табак, порох, соль, ром, серебряные талеры Марии-Терезии чеканки 1780 года, в которых африканцы вели все денежные расчеты, медную проволоку, которой предстояло украсить руки и ноги лесных красоток. Тем временем у костров продавались быки, бараны, козы и домашняя птица.
Однако, как ни прибыльны были эти мелкие сделки, они не шли в сравнение с предстоящим человеческим торгом. Вскоре с ними покончили и приступили к осмотру и покупке рабов.
Под парусиновым навесом, на специально для этого поставленной скамье уселись в ряд мелкие торговцы; люди относительно состоятельные и значительные, они напустили на себя соответствующую важность и сидели на корточках, словно много черных, глазастых будд. Им то и дело подносили напиток из козьего молока, яиц, рома и сахара - несмотря на религиозный запрет, магометане весьма его жаловали и называли "сладким молоком". Ударили в гонг, разогнали любопытствующих, и Фердинандо отпер дверь в свой закуток, где соблазнительными рядами лежали образцы товара. Толпа торговцев наполнила комнату - рассмотреть, что им предлагают, и получить традиционное подношение. Особую популярность снискали у них лондонские касторовые шляпы - по недоразумению или по ошибке на "Ла Фортуне" обнаружился целый тюк. Большинство торговцев возвращалось к своим местам на скамье в высоких головных уборах. Даже брат Франсуа, неизменно присутствовавший на этих человеческих торгах, вместе с капитаном Матансой должен был отойти в угол и отсмеяться.
Амах-де-Беллах определял очередность торговцев, и в этой очередности каждый подходил к помосту. Рабов освобождали от рогаток и одного за другим возводили на большой плоский камень. Оценивали их два опытных фулаха под присмотром Амаха и Антони.
Осматривали быстро, но придирчиво. Невольники были совершенно голые, и оглядывали их тщательно, с макушки до кончиков ногтей на ногах. Их заставляли приседать, вставать, наклоняться; танцевать, ходить. Им задавали несколько быстрых вопросов, отмечали тон и разумность ответов. Открывали рот и смотрели зубы; белки глаз; пульс; цвет и гладкость кожи.