Он заворочался, зашептал что-то в полудреме. Филадельфия вышел из каюты, увидел росу у Антони на лице и сбегал за одеялом.
"Ах, опять тепло. Наконец-то я в постели. Раз так, спокойной ночи. Спокойной ночи". Со стены на него смотрело ее лицо. "Конечно, она всегда здесь. Как хорошо. Она говорит со мной".
- Что ты делал весь день, малыш?
- Взбирался на большое дерево. Я устал.
- Ты долез до вершины?
- Да.
- И что ты увидел?
- Звезды, матерь-я-есмь, звезды.
- И как они тебе, дитя?
- Я глядел на них, и мне почудилось, что я тебя потерял. Я заблудился.
- Но теперь ты проснулся, и видишь, что я здесь.
Что сталось с кораблем, с Атлантическим океаном, со звездами над ним? Они, он сам, все растворилось в чем-то вне времени и пространства. Что это дышит под одеялом?
Впередсмотрящий увидел, как несколько звезд вроде бы садятся на "западе". Они коснулись воды и пропали. Он был совершенно уверен. На "востоке" взошли еще несколько. Он видел их собственными глазами. Потом там стало светать. Матрос приметил впереди, на горизонте, облако - длинное, серебристое, конусообразное. Вдруг он различил на нем лес и три маленьких белых домика. Облако разорвалось и оказалось горой, обмотанной длинными платками тумана. Это явно была гора.
- Земля! - заорал матрос.
- Отставить ор! - закричал на него Коллинз. - Это Невис, я увидел его с палубы полчаса назад. Возьми подушку, соня, и переворачивайся на другой бок. Слезай вниз. Филли, поди скажи капитану.
- Да, масса, - сказал герой, радуясь замешательству матроса. - Я как раз носить ему овсянку. - Он подмигнул.
Началась суматоха, Антони проснулся.
- Наветренные острова раньше, чем мы ожидали, мистер Адверс, - сказал Коллинз, показывая рукой. - Широту мы вычислили точно, а вот с долготой вышла промашка. Я-то ждал уже три дня, с тех пор, как заприметил сухопутных птиц. Гора с плеч, а то приустал я маленько по две вахты стоять. Дальше шкипер нас поведет. Он будет как огурчик.
Антони забрался на ванты и сидел, пожирая глазами первую в его жизни тропическую зелень. Прекрасная гора, лоснящаяся, темно-зеленая, одеянная травами и деревьями, украшенная далекими водопадами, вставала в нескольких милях справа по курсу. У ее подножия теснились белые домики - город. Команда припала к фальшборту и тоже смотрела. Вдруг все заспешили по местам. На палубу вышел капитан Джорхем.
Ему вынесли стул, усадили, укутали ноги одеялом. В руке он держал рупор. Филадельфия через каждые несколько минут приносил ему горячий кофий.
Миссис Джорхем один раз вышла из каюты и, пройдя на корму, выбросила в море изрядное количество бутылок. Капитан Джорхем не повернул головы. Бутылки прыгали за кормой. Большая акула лениво повернулась набок и проглотила бутылку. Антони рассмеялся. Он знал, что одна бутыль припрятана надежно. Забыта, надо думать. "У Христа за пазухой!".
Невис за кормой уходил в океан. Еще несколько дней, и они будут в Гаване. Новая земля, наконец-то. Антони поднял правую руку ладонью вверх, в ожидании.
.
КНИГА ПЯТАЯ
В которой к бронзе добавляется необходимая присадка
Глава XXIX. Дом Силена
Вампаноаг", и первый помощник, стоя на вантах, неотрывно глядел на берег, пока августовское солнце у тропика Рака не заставляло его отвести взгляд.
Утром, едва заслышав, что матросы трут пемзой палубу и плещут водой, он взбирался на ванты с маленькой подзорной трубой в кармане. Здесь, зацепившись коленом за штаг, он полной грудью вбирал сочный береговой бриз, об эту пору мягко шепчущий в парусах.
Ветер навевал тысячи пряных, диковинных ароматов с пляжей, лагун и высоких плато, запахи саргассовых водорослей, можжевельника и лантаны, пахучего квебрахового дерева, индийского финика и прелых масличных листьев. Удушливая, мглистая сладость плыла с плантаций сахарного тростника и плодородных низин. Стосковавшиеся по сухопутным запахам ноздри скорее вкушали, чем обоняли это благоухание. Язык причмокивал и слюнки текли, словно в ожидании пиршества.