Мягко ступая, Октавиан незаметно подошел и встал на пороге, чтобы понаблюдать за ними, его «советом старейшин», как в шутку назвал их Меценат, ибо старшему из них, Квинту Сальвидиену, был всего тридцать один год. Этим четверым, и только им, Октавиан поверял свои мысли, хотя и не все. Эта привилегия принадлежала Агриппе, его сверстнику и названому брату.
Марк Випсаний Агриппа, двадцати двух лет, являл собой образец римского аристократа. Высокий, как Цезарь, мускулистый, худощавый, с необычным, но красивым лицом. Нависшие брови, твердый подбородок, суровый рот. Густые ресницы прикрывали глубоко посаженные глаза, поэтому не сразу можно было разглядеть, что они карие. Но происхождение его было низким, и по этому поводу Тиберий Клавдий Нерон фыркал: кто когда-нибудь слышал о семействе Випсаниев? Самнит, если не уроженец Апулии или Калабрии. В общем, италийская накипь. Только Октавиан по достоинству оценил глубину и широту его интеллекта, способного руководить армиями, строить мосты и акведуки, изобретать разные приспособления и инструменты для облегчения труда. В этом году он был городским претором в Риме, ответственным за все гражданские судебные иски и распределение уголовных дел по судам. Тяжелая работа, но недостаточно тяжелая, чтобы удовлетворить Агриппу, который еще взял на себя часть обязанностей эдилов. Предполагалось, что эти достойные люди заботятся о зданиях и учреждениях Рима. Считая их паршивым сборищем лентяев, он взял под контроль водное снабжение и канализацию, к большому неудовольствию компаний, с которыми город заключал контракты по их обслуживанию. Он собирался обновить канализационную систему так, чтобы сточные трубы не заливало при подъемах Тибра, но боялся, что в текущем году эту проблему устранить не удастся, поскольку сначала надо нанести на карту многомильную сеть труб и дренажных канав. Однако ему удалось многое исправить на акведуке Марция, считавшемся самым надежным. Начать строительство нового акведука Юлия. Водоснабжение Рима было лучшим в мире, но население города росло, а времени оставалось мало.
Агриппа был до конца человеком Октавиана, но преданным не слепо, а по наитию. Он знал слабости Октавиана и его сильные стороны и заботился о нем, как Октавиан никогда не заботился о себе. Об амбициях и речи быть не могло. В отличие почти от всех «новых людей», Агриппа ясно понимал, что это Октавиан, в силу своего высокого рождения, должен иметь власть. Его же роль – роль верного Ахата, и он всегда будет с Октавианом, который возвысит его, несмотря на скромное происхождение. Есть ли лучшая судьба, чем быть вторым человеком в Риме? Для Агриппы это было больше, чем заслуживал любой «новый человек».
Гай Цильний Меценат, тридцати лет, происходил из древнейшего этрусского рода. В его семье были правители Арретия, оживленного речного порта в излучине реки Арн, где сходятся Анниева, Кассиева и Клодиева дороги из Рима в Италийскую Галлию. По причинам, известным только ему, он отбросил свое родовое имя Цильний и стал называться просто Гай Меценат. Легкая полнота выдавала его сибаритские наклонности, хотя при необходимости он мог предпринять изнурительную поездку по поручению Октавиана. Лицом он немного напоминал лягушку, из-за бледно-голубых навыкате глаз – греки называли такую особенность экзофтальмией.
Известный острослов и рассказчик, Меценат, как и Агриппа, обладал широким и глубоким умом, но другого свойства: он любил литературу, искусство, философию, риторику и коллекционировал не древние диковины, а новых поэтов. Агриппа шутил, что Меценат не умеет затеять пьяную драку в борделе, но знает, как ее прекратить. Более красноречивого и убедительного оратора, чем Меценат, было не найти, как и человека, более подходящего для интриг и заговоров в полумраке, за курульным креслом. Подобно Агриппе, он связал свою судьбу с возвышением Октавиана, хотя его мотивы не были такими чистыми, как мотивы Агриппы. Меценат был теневой фигурой, дипломатом, вершителем судеб. Он мог мгновенно выявить полезный для него изъян и своими медовыми словами нанести рану похуже, чем кинжалом. Меценат был опасный человек.
Квинт Сальвидиен, тридцати одного года, был родом из Пицена, этого рассадника демагогов и нарушителей политического спокойствия, откуда явились такие звезды, как Помпей Великий и Тит Лабиен. Но свои лавры он завоевал не на Римском форуме, а в боях. Симпатичное лицо, стройная фигура, копна ярко-рыжих волос – из-за которых получил когномен Руф – и проницательные, зоркие голубые глаза. У него были огромные амбиции, и свою карьеру он связал с хвостом кометы Октавиана, посчитав это кратчайшим путем наверх. Время от времени пиценский нрав давал о себе знать: а не переметнуться ли ему на другую сторону, если это будет благоразумным? В планы Сальвидиена не входило оказаться на стороне проигравшего, и иногда он сомневался в том, что Октавиан обладает всем необходимым для победы в предстоящей борьбе. Благодарность не входила в число его добродетелей, а уж верность и подавно, но он скрывал это столь искусно, что Октавиан ничего такого не подозревал. Сальвидиен старался быть осторожным, но порой он опасался, не раскусил ли его Агриппа, так что в присутствии Агриппы он тщательно следил за своими словами и поступками. Что касается Мецената – кто знал, о чем догадывается этот елейный аристократ?