Тут Планк нахмурился, не зная, продолжать ли.
— Говори, Планк, говори!
— Э-э, твоя почтенная матушка, Юлия, убежала с Ливией Друзиллой к Сексту Помпею.
— Как будто я перестал думать о ней! А это не так, потому что я стараюсь не забывать о ней. О, в каком замечательном мире мы живем! — воскликнул Антоний, сжав кулаки. — Жены и матери живут в военных лагерях, они ведут себя так, словно знают, на чьей стороне будет победа. Тьфу!
Он с трудом взял себя в руки, успокоился.
— Мой брат… вероятно, он мертв, но ты еще не набрался смелости сказать мне об этом, Планк?
Наконец-то он мог сообщить хорошую новость!
— Нет-нет, мой дорогой Марк! Вовсе нет! Когда Перузия открыла свои ворота, какой-то местный богач решил, что его погребальный костер должен быть огромным и величественным, и сжег город дотла. Это худшая катастрофа, чем осада. Октавиан казнил двадцать известных в городе граждан, но не тронул войска Луция. Они вошли в легионы Агриппы. Луций попросил прощения и был прощен. Октавиан назначил его губернатором Дальней Испании, и он сразу уехал туда. Я думаю, он был счастлив.
— А это диктаторское назначение было одобрено сенатом и народом Рима? — спросил Антоний, возмущаясь нарушением закона, но и чувствуя облегчение.
Проклятый Луций! Вечно пытается превзойти своего большого брата Марка, и никогда это ему не удается.
— Было, — ответил Планк. — Хотя некоторые возражали!
— Привилегированное отношение к лысому демагогу, любителю выступать на Форуме?
— Э-э, ну да, такая фраза прозвучала. Я могу назвать тебе имена. Однако Луций был консулом в прошлом году, а твой дядя Гибрида цензор в настоящее время, поэтому большинство людей сочли, что Луций заслужил прощение и назначение. Он должен будет немного повоевать с лузитанами и отметить триумф, когда вернется домой.
Антоний хрюкнул.
— Тогда он выкрутился удачнее, чем заслуживает. Полное идиотство от начала до конца! Но я готов держать пари, что Луций лишь выполнял приказы. Это была война Фульвии. Кстати, где она?
Планк широко открыл карие глаза.
— Да здесь, в Афинах! Мы с ней убежали вместе. Сначала мы не думали, что Брундизий отпустит нас — этот город целиком на стороне Октавиана, — но, вероятно, Октавиан предупредил, чтобы нам разрешили покинуть Италию, если мы не возьмем с собой войска.
— Итак, мы установили, что Фульвия в Афинах. Но где именно в Афинах?
— Аттик позволил ей остановиться в его доме.
— Какое великодушие! Наш Аттик всегда стремится угодить и нашим, и вашим. Но почему он думает, что я буду рад видеть Фульвию?
Планк онемел, не зная, какой ответ хочет услышать Антоний.
— Что еще случилось?
— Разве этого не довольно?
— Нет, если только твой отчет полный.
— Ну, Октавиан не получил денег от Перузии для финансирования своих действий, но каким-то образом ему удается платить своим легионам достаточно, чтобы удерживать их на его стороне.
— Военная казна Цезаря должна быстро истощиться.
— Ты вправду считаешь, что это он взял ее?
— Конечно он! А что делает Секст Помпей?
— Блокирует морские пути и забирает все зерно из Африки. Его адмирал Менодор захватил Сардинию и выгнал Лурия, а это значит, что у Октавиана не осталось другого источника зерна, кроме того, что он может купить у Секста по огромным ценам, до двадцати пяти — тридцати сестерциев за модий. — Планк даже застонал от зависти. — Вот где все деньги — в кофрах Секста Помпея! Как он поступит с ними? Захватит Рим и Италию? Мечты! Легионы любят большие премии, но они не будут сражаться за человека, который доводит до голодной смерти их стариков. Наверное, поэтому, — продолжал Планк задумчиво, — он вынужден вербовать рабов и делать адмиралов из вольноотпущенников. Однажды тебе все же придется отобрать у него деньги, Антоний. Если ты этого не сделаешь, это сделает Октавиан, а тебе деньги нужнее.
Антоний фыркнул.
— Октавиан выиграет морской бой против такого опытного человека, как Секст Помпей? С такими союзниками, как Мурк и Агенобарб? Когда придет время, я займусь Секстом Помпеем, но не сейчас. Он действует во вред Октавиану.
Зная, что она прекрасно выглядит, Фульвия с нетерпением ждала мужа. Хотя несколько седых волос еще не были заметны в копне каштановых волос, она заставила служанку выдернуть их, а потом сделать ей самую модную прическу. Темно-красное платье подчеркивало изгиб груди и ниспадало вниз, скрывая чуть выступающий живот и располневшую талию. «Да, — думала Фульвия, прихорашиваясь, — я хорошо сохранилась для своих лет. Я все еще самая красивая женщина в Риме».