– Удивительно! – заметила ему вслед Фофочка – что поляки и французы, т. е. нации, наиболее выработавшие рыцарские отношения к женщине, обращаются с нами оскорбительно! Какое-то пренебрежение, как к малолеткам, вместе с тем обожание, возвышение и т. п. выдумки!..
– Как же прикажете с вами обращаться, особенно, с вами лично? – недовольно проговорил Кирилл.
Феофания Ларионовна вздохнула.
– Уж вы то бы хоть молчали, Кирилл!
– Я не знаю, чему же тут удивляться? это вполне естественно! – отозвалась довольно равнодушно Калерия, а Лиза только произнесла, ни к кому не обращаясь:
– Отчего Андрюша – герой? не понимаю… т. е. отчего он сегодня больше герой, чем вчера? Не случилось ли с ним чего? В газетах я ничего не читала. Может быть, письмо, но почему тогда не мне, а Антону Казимировичу?
Она пошла тоже было по направлению к терресе, как Фофочка догнала ее и зашептала, беря за локоть:
– Лиза, друг мой, отчего ты так отдалилась от меня? если ты меня разлюбила, или я тебе неприятна, скажи прямо без церемонии.
Замедлив шаг, девушка ответила:
– С чего ты это взяла, Фофочка? я совершенно так же к тебе отношусь, как и прежде. Но это время такое, что, может быть, я кажусь несколько рассеянной. Это ничего не значит.
– Нет, ты не говори. Меня не обманешь. Я чувствую, да и просто вижу, что ты не та со мною. Ты даже мне не расскажешь, как ты любишь Тихонова.
– Но как же это рассказывать? Я думаю, что я его люблю, как вообще любят, не как-нибудь особенно.
– Отчего же такое бесчувствие? Ты даже ходишь в цветных платьях…
– Зачем же я буду носить траур?! Андрей Иванович, слава Богу, не умер.
– Но, вообще, такое время. Хоть бы пошла в сестры милосердия.
– Я, может быть, это и сделаю.
– Правда, Лиза, правда? вот и я тогда пойду с тобою!..
– Я не знаю. Ведь для этого тоже нужны способности…
– Ну, какие там способности! Просто желание. А подумай, как это будет хорошо! Жених на войне, невеста ухаживает за ранеными, может быть, за ним же самим…
– Что ты, Фофочка? зачем Андрюша будет ранен? Бог милостив!
– Я так, к примеру. Как жаль, что у меня нет жениха в армии!
Лиза не поддержала разговора, а Фофочка задумалась, вероятно, о том, как хорошо было бы, если бы она имела сражающегося жениха. В зале их встретил Кирилл, выходивший из комнаты матушки Деворы. Сад он покинул раньше наших девиц. Теперь он будто не видел их, так что столкнулся нос к носу. Вместо извинения он сказал зачем то очень громко:
– Можете меня поздравить: я иду в добровольцы.
– Как? – воскликнули обе девушки враз.
– Так же, как обыкновенно идут. Вместе с Антоном Казимировичем.
– Он тоже идет?
– Идет! Он сегодня сам не свой, даже поблагословился у тети Деворы… Объявили манифест, – вот он с ума и сходит. Наша игуменья тоже молодец: так храбрится, что мое почтенье. Обещалась поговорить с мамой, чтобы меня отпустила…
– А от Андрея Ивановича ничего не получал Антон Казимирович?
– Нет, кажется, ничего.
– Они там еще?
– Там. Восторженны оба необычайно…
Лиза прошла в комнату игуменьи, а Фофочка стояла с широко раскрытыми глазами, молча, будто онемела.
– Что вы, Феофания Ларионовна, так глаза таращите? – спросил Кирилл.
Фофочка сказала тихо, будто вздохнула:
– Вот и вы – герой!
– Чего это?
– Вот и вы – герой, лучезарный всадник с пылающим сердцем! Вы поедете далеко, далеко! Какое наслажденье в битвах! грудь трепещет, как при страстных свиданиях… Отчего мы не в средних веках?! я бы переоделась вашим пажом, отирала бы пот с вашего чела, в шлеме приносила бы вам воды из ручья!
– Ну, что вы, Феофания Ларионовна, зачем это? будто у нас солдат мало!
– Да что же делать мне? не могу же я делать то, что делала до сих пор! Я хочу приобщиться, хочу гореть, вдохновлять и вдохновляться. Кирилл, почему я не ваша невеста?! Вы – герой, наш рыцарь, наш витязь!.. Боже мой, Боже мой, какие переживания, какая острота! можно ждать десять лет, чтобы однажды испытать такие минуты!
– Перестаньте, право, Феофания Ларионовна!
Но Фофочка уже ничего не слыхала. Она будто закусила удила и помчалась, нагромождая сравнения одно другого изысканнее и поэтичнее, закрыв глаза, как соловей и не отпуская рукава Кирилла, за который она его ухватила при начале речи. Наконец, молодой человек снял свободной рукою руку Фофочки и произнес, задыхаясь:
– Ради Бога, замолчите! Еще несколько слов, и клянусь вам, я не пойду в добровольцы!
– Отчего?
– Оттого, что мне самому всё делается смешно и противно, когда я вас слушаю.
– Вы не понимаете поэзии, мой друг!